Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Именно такой и увидел ее Даго. С распущенными каштановыми волосами, в шелковой рубахе, выделявшей ее большие груди, с лицом, облагороженным печалью, с глазами, в которых блестели слезы.
— Ты кто такой? — спросила женщина, срываясь с лавки столь резко, что бобровая шуба с нее свалилась.
Ибо, хотя по странным белым волосам пришельца она имела право судить, что перед тней Пестователь, но на нем был мокрый до пояса зеленоватый костюм аскомана. Но на лбу этого человека сиял золотом камень Андалы Пепельноволосых.
— Я — Даго, Господин и Пестователь, — ответил прибывший, пряча в ножны обнаженный меч. Меня называют Дающим Волю и Дающим Справедливость. Я овладел твоей крепостью. Тебе же и твоему ребенку даю жизнь и волю.
«А вдруг он воскресит Аслака» — мелькнула у Хельгунды мысль. Но тут же она вытянула руки в жесте обороны.
— Иди прочь! — закричала княжна.
Даго испытал странное чувство. На какое-то мгновение вид этой женщины его как бы парализовал. Он не чувствовал собственного тела, своих рук и ног. Во многих местах бывал он, но нигде не видел столь прекрасной женщины. Вот уже много дней не успокаивал он собственного желания, а этот ее жест защиты только лишь сильнее возбудил его. Шелковая сорочка практически облепила тело Хельгунды — все было настолько выразительным, выпуклым, тем более великолепным, что еще не было обнаженным и тем самым возбуждающим воображение.
Он сделал к ней шаг, и тут она отступила и выхватила нож из-под подушки на ложе.
За дверью Даго услышал какой-то шум и голоса. Повернулся, распахнул дверь и увидал, как в коридоре два его воина едва удерживают карлицу с очень красивым лицом.
— Она хочет тебя, господин, — сообщил один из воинов.
Кровь ударила в голову Даго и болезненно запульсировала в висках. Он, Даго, сын великана, должен был бы иметь карлицу и множить карликов? Не слишком ли много карликов в этом народе?
— Можете поиграть с нею, — сказал Даго. — И стойте тут на страже.
Он возвратился к Хельгунде, которая стояла у ложа с ножом в руке. Тут же ему вспомнилась Пайота. Но ему был ведом язык тела и глаз. Лицо этой женщины не выражало чувств Пайоты, губы тряслись от вожделения, глаза желали его. Даго сделал два шага к ней и небрежно вырвал у нее нож из руки.
— Нет, нет, нет! — начала кричать княжна.
Только он уже задрал ей сорочку до горла и увидал тело, такое белое, словно мрамор на ступенях дворца императора ромеев. Женщину он бросил на ложе, но та все еще защищалась, царапалась и кусалась, голая вилась на овечьей шкуре, сжимала бедра, напрягала все тело и с огромной силой отпихивала Даго от себя. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы переломить ее сопротивление, зафиксировать ее руки и раздвигать коленями ее бедра, отводя лицо от ее укусов и ногтей. И когда он делал это, пробуждалась в нем воля сражения и желание победы, а вместе этими чувствами росло и вожделение. Это напрягающееся под ним и сопротивляющееся нагое тело, с ошеломляющим запахом восточных благовоний, пробуждало наслаждения порабощать и насиловать, а еще сладкую радость сражения.
Когда же, наконец, сильно раздвинул коленями ее бедра и вошел в нее резким толчком — случилось нечто странное. Даго получил победный дар, подчиненную ему во всем рабыню, что сплела ему ладони на шее и забирала его дыхание своими влажными губами, движениями зада сопровождала она его толчки, как будто желала иметь в себе все глубже и дольше, женщина удерживала мужчину в себе удивительным зажимом мышц собственного лона.
Все продолжалось слишком коротко, ибо уж слишком Даго ее желал. Хельгунда почувствовала внутри себя извержение его семени, и она затряслась всем тело, и словно из огромной благодарности начала обцеловывать его ладони, волосы, шею и щеки, а еще веки. Даго вышел из нее и отпрыгнул от ложа, изумленный такой резкой страстью, но тут и княжна сорвалась с ложа, сорочка ее опала и прикрыла женскую наготу. Хельгунда схватила нож и вновь заняла защитную позицию, вновь готовая сражаться и защищаться перед насилием. В ее глазах вместо любви, которую Даго видел мгновение назад, вновь можно было заметить ненависть и враждебность. И вновь почувствовал он, как охватывает его желание боя и телесное желание. «Ей знакомо искусство чар», — подумал он с оттенком страха и спешно покинул комнату. В сенях он сделал на груди магический знак, защищающий перед колдовством, ибо понял, что встретил женщину, сотворенную только лишь для повелителя и воина. С ней можно было пережить радость сражения, сладость порабощения, а потом получить в дар страстную любовницу, благодарную за одержанную над нею победу. Встречал ли он уже когда-нибудь подобную? Нет. Никогда. Женщины в ложе всегда были лишь невольницами, лучше или хуже знающими искусство любовных чар. Хельгунда же давала не только наслаждение, но и радость победы, столь необходимую людям, созданным для боя. «Проклятая, — подумал Даго. — Кто ее поимеет, тот получит чувство, будто бы завоевал весь мир».
Через мгновение он пришел в себя и увидел, как один из его воинов закончил насиловать голую карлицу на соломенной подстилке. Даго презрительно сплюнул и сказал приказным тоном:
— Охраняйте эту дверь. Вовнутрь никого не пускать.
Он пошел по коридору, затем спустился в нижние сени и призвал воинов к себе.
— Норманны упились так, что потеряли сознание, — сообщил ему Годон.
— Свяжите их, — принял решение Даго.
Он вышел во двор, где столкнулся с Авданцем, Куи и десятком полтора воинов.
— Идите за мной, — приказал он им.
Время шло быстро. Вот и небо уже слегка посерело, то один, то другой воин гасил свой факел. Все направились к воротам, ведущим в посад. Их открыли, и Даго, имея при себе Авданца, Куи и два десятка лестков с обнаженными мечами, не спеша пошел по главной улице до второго посада. Там он никого не встретил. Лишь из домов можно было слышать женские вопли и детский плач.
Каким-то чудом сюда уже проникла весть о том, что Пестователь захватил княжеский двор, что вот-вот сюда нагрянут войска Пестователя, после чего начнется грабеж, насилие и резня.
Открыли ворота в валах, окружавших и второй посад, снова шли они по безлюдной улице, снова слышали стоны, вопли и отчаянный женский плач. День вставал на удивление быстро. У ворот, которые выходили уже за пределы Гнезда — на узкий перешеек суши между озерами — они увидели десятка полтора щитников и лучников
