Джон Норман - Рабыня Гора

– Да тут женщина! – объявил он. – Кто предложит цену?

Ни звука!

– Смотрите! – раздался вдруг голос. Зрители обернулись. Взглянули в зал и мы. Над центральным проходом в проеме парадной двери, не произнося ни слова, стоял воин в полном боевом облачении: щит, копье, с левого плеча свешиваются ножны с коротким мечом, на голове – шлем.

– Господин? – Голос аукциониста дрогнул. Воин не отвечал.

Пытаясь отвлечь внимание от невесть откуда взявшегося пришельца, аукционист снова ткнул пальцем в мою сторону.

– Тут женщина, – срывающимся голосом повторил он. – Кто предложит цену?

И тут воин в шлеме начал спускаться по проходу. Ближе, ближе. И вот, обратив взор в толпу, он уже стоит рядом с нами на помосте.

– Кейджера канджелн! – вскричал он, стукнув по мощным доскам пола рукоятью копья. – Вызываю на бой за рабыню!

Он обернулся ко мне. Не в силах выдавить ни слова, боясь потерять сознание, я упала на колени. Он снова повернулся к толпе.

– Я возьму эту женщину, – объявил он. – И встану за нее против всего Ара, против всего мира!

– Я люблю тебя, Клитус Вителлиус! – захлебываясь слезами, закричала я.

– Тебе не давали разрешения говорить! – шикнул аукционист, поднимая плетку.

Но тут же у его горла замерло острие копья Клитуса Вителлиуса.

– Не бей ее!

– Да, господин. – Белый как полотно аукционист испуганно попятился.

Клитус Вителлиус повернулся к толпе сограждан.

– Кейджера канджелн! – вновь провозгласил он. – Вызываю на бой за рабыню!

Никто в толпе не отозвался. Тишина. А потом один из мужчин поднялся и хлопнул себя по левому плечу. Вслед за ним – другой, и еще один, и еще. Вскоре уже весь зал стоя, хлопая себя по плечам, приветствовал его восхищенными криками. А Клитус Вителлиус, вскинув голову, оглядывая зрителей ясными пронзительными глазами воина, возвышался над толпой, держа в левой руке щит, в правой – увенчанное бронзовым наконечником могучее семифутовое копье.

– Она твоя, господин, – склонился аукционист.

Не помня себя от радости, я преклонила колена у его ног. Теперь он освободит меня, сделает своей подругой! Отбросив щит и копье, Клитус Вителлиус, как равную, поднял меня на ноги.

– Плетку! – Он протянул руку аукционисту.

– Ты же не хотел, чтобы ее били, – пискнул тот.

– Бить ее – лишь мое право, – отвечал Клитус Вителлиус. Аукционист вложил в раскрытую ладонь плетку.

– Хозяин? – пролепетала я. – Да?

– Разве ты не освободишь меня?

– Только дураки, – отчеканил он, – освобождают рабынь.

– Хозяин!

– На колени! Под плетку! – приказал он.

Я повиновалась. Опустила голову, скрестила запястья, будто , они уже связаны. Согнув спину, приготовилась принять любое наказание, какое вздумается ему мне назначить. От охватившего сердце ужаса меня била дрожь. Неужели я останусь рабыней? Неужели он не шутит? Неужели и вправду не собирается меня освобождать?

Не может быть. Не может быть!

– Я не хочу, чтобы вы несли убытки из-за какой-то несчастной рабыни, – обратился он к аукционисту – Может быть, это возместит ее стоимость.

На отполированные сотнями ног доски помоста тяжело шлепнулся набитый монетами мешочек.

– Торговый дом благодарит тебя, господин! – вскричал аукционист. Развязав тесемки, он, не в силах сдержать радостных возгласов, высыпал на помост кучку золотых монет. Ловко, со знанием дела подсчитал.

– Да здесь сто тарсков золота! Толпа одобрительно взревела.

Слезы из моих глаз капали на доски, смешиваясь с опилками. Да это в десять – нет, больше! – раз перекрывает мою цену! Так вот как много значу я для Клитуса Вителлиуса! Я не могла сдержать счастливых слез.

Вот не знала, что мужчина может так желать женщину. И все же оставляет меня своей рабыней!

Быть может, такими желанными бывают только рабыни – рабыни, которых можно купить и продать.

О, – это невероятное, неописуемое ощущение: тобой обладает, в прямом смысле этого слова обладает мужчина!

Я стояла на коленях – готовая принять наказание рабыня.

– Господин слишком щедр, – пропел аукционист, – здесь куда больше стоимости рабыни.

– Ты прав, – согласился Клитус Вителлиус.

Меня передернуло от бешенства, но я не сдвинулась с места.

– Дайте мне еще одну, следующую на цепи.

– Нет! – вырвалось у меня.

Он повернулся ко мне, я снова склонила голову. Неужели действительно сумеет оставить меня рабыней? Неужто он так силен? Не верится.

– С радостью, – согласился аукционист. – Девяносто вторая! По лестнице испуганно карабкалась следующая за мной

хрупкая девственница с прелестными плечами и стройными ногами. Белый пух облепил тело, почти ничего не скрывая. Ноги открыты взыскательным взорам; соблазнительный, пикантно колышущийся пушок едва скрывает очертания прелестной груди.

Толпа встретила ее восторженным гулом. Девушка испуганно попятилась. И что они в ней нашли? Подумаешь, пушинка. Пустой звук. Только и годится на то, чтоб насиловали.

– Пойди сюда, – подозвал ее Клитус Вителлиус.

Она бросилась вперед, встала перед ним.

– В позу! – приказал он.

Она упала на колени, встала в позу наслаждения.

– Спину прямее!

Она выпрямила спину.

Присев рядом, он срезал ножом держащие пуховую накидку тесемки. Накидка скользнула на пол, колыхаясь от малейшего движения воздуха.

Осмотрев девушку, он взглянул на меня.

– Беру обеих.

– Хозяин! – протестующе выкрикнула я.

Он уже стоял надо мной с плеткой.

Я встретилась с ним глазами. Его взгляд испугал. Глаза горианина! Как бы много ни значила я для него, как бы он меня ни желал, для него я останусь лишь рабыней. Какие бы ни питал он ко мне чувства – мое место у его ног. Он будет владеть мною безраздельно, возьмет от меня все, до конца, без остатка. Всегда он будет хозяином, я – рабыней. Никогда больше не посмею я просить свободы. Никогда не посмею и помыслить о ней. Он горианин.

Стоя перед ним на коленях, я склонилась, покорно ожидая удара плетки, шепча: «Прости, хозяин».

– Один раз за сегодняшний вечер, – сказал мне он, – ты, рабыня, назвала меня не «хозяином», а по имени.

– Прости, хозяин.

Какая же я дура! Надо же было крикнуть: «Я люблю тебя, Клитус Вителлиус!» Такие промахи не прощают.

– К тому же, – продолжал он, – не однажды сегодня ты заговаривала без разрешения.

– Да, хозяин.

– Мало того. Ты посмела возражать против того, чтобы я купил рабыню.

И в самом деле!

– Ты противопоставляешь свою волю моей? Или сомневаешься в моей твердости?

– Нет, хозяин.

– Думаешь, я буду к тебе снисходителен?

– Нет, хозяин.