Рэй Брэдбери - О скитаньях вечных и о Земле

В аптеке высоко под потолком шепчутся вентиляторы. В тени вычурных крылечек сидят несколько человек, в темноте их не разглядеть. Порою разгорится розовый огонек сигары. Затянутые москитной сеткой двери веранд скрипят и хлопают. По лиловым в поздних летних сумерках камням мостовой бежит Дуглас Сполдинг, следом мчатся собаки и мальчишки.

– Привет, мисс Лавиния!

Мальчишки пронеслись мимо. Лавиния Неббс лениво помахала им вдогонку. Она сидела совсем одна, изредка белыми пальцами подносила к губам высокий фужер с прохладным лимонадом, отпивала глоток, ждала.

– Вот и я!

Лавиния обернулась – у крыльца стояла Франсина, вся в белом, от нее веяло цветущими цинниями и гибискусом.

Лавиния Неббс заперла парадную дверь, оставила недопитый лимонад на веранде.

– Самый подходящий вечер для хорошего фильма. Они вышли на улицу.

– Куда вы, девочки? – окликнули их мисс Роберта и мисс Ферн, завидев подруг со своей веранды.

– В кино «Элита», смотреть Чарли Чаплина, – через мягкий океан тьмы отозвалась Лавиния. – Нет уж, в такую ночь нас из дому не выманишь! – крикнула мисс Ферн. – Вот в такие ночи Душегуб и душит женщин. Мы сегодня захватим пистолет и запремся в чулане.

– Вот еще глупости! – сказала Лавиния. За обеими старушками громко захлопнулась дверь, в замке щелкнул ключ, а девушки пошли дальше. Славно было ощущать теплое дыханье летней ночи над раскаленными тротуарами. Будто идешь по твердой корочке свежеиспеченного хлеба. Жаркие струи вкрадчиво обвивают ноги, забираются под платье, охватывают все тело… Приятно!

– Лавиния, а ты веришь всем этим разговорам насчет Душегуба?

– Уж очень наши дамы. любят поболтать, язык-то без костей.

– А что ни говори, два месяца назад убили Хетти Мак-Доллис, а месяц назад – Роберту Ферри, а теперь вот исчезла Элизабет Рэмсел…

– Хетти Мак-Доллис была просто дурочка. Ручаюсь, она сбежала с каким-нибудь коммивояжером.

– А как же остальные? Говорят, их всех нашли удавленными, и язык прикушен.

Они стояли на краю оврага, который делил город надвое. Позади остались освещенные дома и музыка, впереди – провал, сырость, светлячки и тьма.

– Может, зря мы сегодня пошли в кино, – заметила Франсина. – Вдруг Душегуб нас выследит и убьет! Не люблю я этот овраг. Посмотри-ка на него.

Лавиния посмотрела, и овраг показался ей динамо-машиной, которая ни днем ни ночью не знает покоя; там непрестанно что-то ворчит, шуршит и ворочается – идет жизнь растений, насекомых и какого-то зверья. Из глубины оврага тянет, словно из теплицы, какими-то неведомыми приторными испарениями, древними, насквозь промытыми сланцами, сыпучими песками. А черная динамо-машина все гудит и гудит, и летающие светлячки разрывают тьму, точно электрические искры.

– Мне-то уж не надо будет сегодня в такую поздноту возвращаться домой через этот мерзкий овраг, – сказала Франсина. – А вот тебе придется идти домой этой дорогой, Лавиния. По этим ступенькам и через мост… а вдруг тебе встретится Душегуб?

– Глупости! – сказала Лавиния Неббс.

– Я-то не пойду, а вот ты пойдешь по тропинке одна и станешь прислушиваться к собственным шагам. Всю дорогу до дому тебе придется идти одной. Послушай, Лавиния, неужели тебе не жутко совсем одной в твоем доме?

– Старые девы любят жить одни. – Лавиния указала на тропку среди кустов, уходящую во тьму; там было жарко, словно в теплице. – Давай пойдем напрямик.

– Я боюсь!

– Еще рано. Душегуб выходит на охоту гораздо позже. Лавиния взяла Франсину под руку и повела по извилистой тропинке, все ниже, ниже, в теплоту сверчков, кваканья лягушек и напоенную тонким пеньем москитов тишину. Они пробирались сквозь сожженную солнцем траву, сухие стебли кололи их голые щиколотки.

– Побежим! – задыхаясь, попросила Франсина.

– Нет!

Тропинка вильнула в сторону – и тут они увидели…

В певучей тишине ночи, под сенью нагретых солнцем деревьев лежала Элизабет Рэмсел – казалось, она прилегла здесь, чтобы насладиться ласковыми звездами и беспечным ветерком, руки свободно лежали вдоль тела, как весла легкокрылого суденышка.

Франсина вскрикнула.

– Не кричи! – Лавиния протянула руки и ухватилась за Франсину, а та всхлипывала и давилась слезами. – Не кричи, не смей кричать!

Элизабет лежала, точно ее вынесло сюда волнами; лицо залито лунным светом, глаза широко раскрыты и тускло отсвечивают, как речная галька, кончик языка прикушен.

– Она мертвая, – сказала Франсина. – Ой, она мертвая, мертвая!

Лавиния словно окаменела, а вокруг темнели теплые тени, стрекотали сверчки, громко квакали лягушки.

– Надо сообщить в полицию, – сказала она наконец.

– Обними меня, Лавиния, мне холодно, ужасно холодно, в жизни не было так холодно!

Лавиния обняла Франсину; а между тем по сухой до хруста траве шагали полицейские, под ногами метались пятна света от карманных фонариков, звучали приглушенные голоса; время близилось к половине девятого.

– Прямо как в декабре. Свитер бы надеть! – не открывая глаз, сказала Франсина и прижалась к подруге.

– Теперь вы обе можете идти, уважаемые, – сказал полицейский. – А завтра прошу зайти к нам в участок, у нас, наверно, будут к вам еще кое-какие вопросы.

И Лавиния с Франсиной пошли от полиции и от белой простыни, которая прикрывала теперь нечто неподвижное, простертое на траве.

Сердце Лавинии отчаянно колотилось, ее тоже насквозь, до самых костей пробирал холод; в лунном свете ее тонкие пальцы белели как льдинки; и ей запомнилось, что она всю дорогу что-то говорила, а Франсина только всхлипывала и жалась к ней.

Внезапно вдогонку послышался голос:

– Может, вас проводить?

– Нет, мы дойдем одни, – ответила в темноту Лавиния, и они пошли дальше. Они шли по оврагу, тут все шуршало и словно бы настороженно принюхивалось к ним, перешептывалось, стрекотало и потрескивало, а крошечный островок, где остались огни и голоса, где люди искали следы убийцы, затерялся далеко позади.

– Я никогда раньше не видела мертвых, – сказала Франсина.

Лавиния вгляделась в свои часы, словно они были бог весть в какой дали, словно собственное запястье оказалось за тысячу миль от нее.

– Сейчас только половина девятого. Захватим по дороге Элен и пойдем в кино.

– В кино?! – Франсина отшатнулась.

– Непременно. Нужно забыть все это. Нужно выкинуть это из головы. Если сейчас вернуться домой, мы все время будем об этом думать. Нет, пойдем в кино, как будто ничего не случилось.

– Лавиния, неужели ты серьезно?

– Еще как серьезно. Нужно забыть, нужно смеяться.

– Но ведь там Элизабет… твоя подруга… и моя…