Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

— Они… — запальчиво лепетала перенервничавшая Каринка, словно маленькая, жалуясь на весь мир, суровому и ужасному тадо, — они выпустили Его! Дрались, а потом Выпустили! На меня Люпин свалился, я ударилась… я так боялась, а Он меня искал! Но что-то стало, и Он не нашёл. Охотник, он ищет меня! Он схватит! Он очень зол! Очень-преочень! А Ему было всё равно, он полетел искать Врата, потому что времени было мало. И вас через меня звать пытался, а я не хотела. Я папин меч забрала, а платье там с того раза валяется. Я думала, что совсем одна осталась, совсем. Думала, что умру здесь. Было так страшно, так безумно страшно. Там ещё была Феррбена…

— И? — не удержался кто-то из мужчин, жадно вслушивающихся в истерику выжившей после клыков оборотня, но пребывающей в невменяемом состоянии девицы.

— Какие же они у вас страшные! — выпалила как на духу Каринка.

— Кто? — насторожился подозрительный колдун, не желающий быть изобличённым в ведовстве в компании фанатичных вурлоков и лояльных к ним гроллинов.

— Они! — девушка испуганно округлила глаза и попыталась рукой показать уродливое щупальце из вздувшегося живота Феррбены, не в силах дать корректное определения трансформирующимся вурлачкам.

Беловолосые слаженно заржали, быстро представив, какое зрелище могло открыться маленькой, морально не подготовленной жительнице Долины при виде разгневанной дочери белого песка.

— Так нам для этого шипы и нужны, чтоб с ними справляться, — подначил шокированную девушку красноглазый с куцей косичкой на макушке.

— Да? — искренне повёлся на шутку колдун, прикидывая, чем же могут быть Настолько страшны их женщины.

— Она хотела убить меня, — продолжала свою внезапную исповедь Каринка, — а её убил Охотник. Она сначала убила Люпина папиным мечом, когда тот убивал её, потому что она не сразу убила Люпина, а потом раз — и голова в другом конце. Вот!.. Прости, я никого не спасла…

Рокирх неловко провёл всё ещё трансформированной и смертельно опасной рукой по голове девушки, заставляя себя через силу улыбнуться:

— Главное — ты цела.

Из его уст это прозвучало непривычно мягко и даже чересчур лояльно с учётом разрушительных последствий её невредимости для всей Империи. Каринаррия поспешила отстраниться и просто сгорала от стыда за эту неожиданную вспышку эмоций. Благородная дама не должна была позволять себе таких фамильярностей в адрес чужого мужчины, и это недовольство собственной откровенностью терзало совестливую девушку, хотя напряжение и душащее паническое одиночество спали. Каринка скромно попросила ещё чего-нибудь пожевать, чтобы снова не скатиться до плебейских рыданий и проявлений неслыханной слабости в присутствии посторонних. Прочие тоже расселись, доставая маленькие порции предусмотрительно рассчитанного пайка. Оставшийся без еды Владомир самозабвенно копался пальцем в трещине на полу, но быстро не выдержал всеобщего нежелания делиться с ним провизией:

— Замечательно! Посидели, полопали. Дальше что? Дальше куда, вы намылились, герои местного пошиба?

Каринаррия испугалась такой резкости: на протяжении всего похода она ни разу действительно не задумывалась, что планировали делать искатели спасения, когда окажутся внутри древнего сооружения, где собирались искать свой артефакт небывалой мощи и как его применять по возвращению. Сама она едва ли могла себе это представить, хотя прекрасно представляла высвобождение Тварителя, обрушения перекрытий и собственную смерть от Охотника. Но было в тоне колдуна что-то настолько крамольное и абсурдное, что вызывало во всём естестве девушки волну неприятия и отторжения. Каринка осознала, что больше всего в этом мире не хочет, служить ищейкой в брошенном живыми строении.

Мужчины хмуро переглянулись, очевидно, занятые поисками похищенной ведьмы, они просто не успели представить себе такую возможность, что наткнуться на неё живую до того, как окажутся поглощёнными этим каменным титаном. Владомир криво ухмыльнулся, наслаждаясь временным превосходством, потому как мог с ходу предложить несколько совершенно необходимых для посещения им мест, вроде сокровищницы, хранилища колдовских реликвий или, на худой конец, той галереи с цельнолитой золотой фигурой. Рокирх с хрустом втянул в руку костяной шип и осторожно посмотрел на ведьму: он рассчитывал отбить девушку и вернуться в лагерь, чтобы составить точный маршрут, но понимал, что после случившегося нельзя было даже рассчитывать на наличие снаружи какого-то лагеря.

— Вам всё ещё так нужен этот артефакт? — с лёгкой, почти полностью подавленной надеждой в голосе уточнила Каринка, снова возвращаясь к ставшей привычной подозрительности и недоверчивости загнанного в угол ведуна.

Предводитель вурлоков тихо вздохнул:

— Госпожа Корсач, Вы же понимаете…

— Но… — ей приходилось подбирать слова, — после зова, в Долине могло вообще никого не остаться. Вы понимаете, что всё уже кончено?

— И всё же, — Рокирх был неумолим и твёрд, как показалось девушке, лишь за счёт веры в спасительный артефакт он и находил в себе силы, чтобы воспринимать происходящее теперь.

— Да что ты кочевряжишься? — легкомысленно и одновременно обиженно напустился на названную сестру Владомир, также желающий заполучить редчайшую вещицу.

Выслушивать от всех собравшихся их полные напускного оптимизма замечания, замешанные лишь на силе воли помешанного предводителя, Каринаррия не имела ни малейшего желания. Она уже перенесла в душе своей победу превосходящих сил давнего врага и теперь пребывала в состоянии жестокого безразличия к мелочным идеям окружающих. Всё потеряло смысл и становилось при этом действительно важным и первостепенным, как последний орех в вазе при болевом шоке. Девушка жестоко улыбнулась:

— Я говорила, что все в этом здании умрут?

— Ну, говорила, и чё? — вскинул подбородок колдун.

— Я не знаю где артефакт, но отведу Вас. Только сначала избавимся от балласта. Скоро здесь будет людно.

Это была вполне уютная маленькая комнатка, без сквозняков или застарелых разводов на стенах, но холодок от нового тона ещё недавно маленькой и беззащитной девочки пробежался по спине у всех. Каринаррия Корсач медленно поднялась, отряхнула подол и уверенно направилась в темноту, не открывая глаз, чтобы лишний раз не отвлекаться на посторонние шумы и малозначительные предметы. Если эти упрямцы так хотят исполнить свою мечту, почему бы не поводить их по храму, тем более что времени осталось мало…

Быстрый и немного неуверенный шаг пришлось сменить бегом. Никто не слышал движения, не чуял дыхания, не видел ползущих теней. Все ощущали их приближение, как нарастающую песчаную бурю, что звенит в напряжённом воздухе тысячей бездомных голосов. Их обладатели давно потеряли рассудок от забвения, но всё ещё ощущали жажду и ярость. Лишившись пугающего надзирателя в недрах их последнего убежища, колыбели и могилы, сумеречники с позором, крадущиеся в тени погибшего от их аппетита леса, ринулись в тёмные чертоги на зов такой далёкой и манящей силы, что собирала веками их алчные сущности вокруг себя. Сумеречники возвращались, они неслись не разбирая дороги и жаждали одного — затопить родные стены собственным безумием. Их шипение, визги и стоны, словно пронизывали каждый камень, сбирались и стягивались вокруг загнанных в ловушку жертв раньше своих хозяев. Они настигали…