Людмила Астахова - Злое счастье

— Если мы когда-нибудь разоримся, то станем жить на твою долю от прибылей.

— Только если ты согласишься украсить свой герб изображением синих штанов, — поддержала Хелит его шутку.

Они оба старательно и сознательно говорили о будущем только, как о чем-то общем и совместном. Так было нужно. Чтобы не сойти с ума.

Королевский Совет назначили на утро последнего дня Акстимма. Униэн очень любили символы. Последний день сезона Забвения должен стать последним днем без Верховного короля, чтобы в первый день сезона Возрождения весь народ обрел новую надежду. Высокие Лорды сделают кому-то предложение, от которого сложно отказаться, а этот некто либо примет венец, либо отвергнет. А уж потом будут долгие торги за каждую привилегию, бесконечные заседания и взаимные обвинения. Но сначала будет красивая и величественная церемония, перед чьей древностью тушуются даже ритуалы дэй'ном. Главы Домов соберутся вместе в одном зале, одетые в боевые доспехи, те самые, в которых они познали ярость кровавой сечи. Соберутся, чтобы поклясться на стали своих мечей о единодушном желании избрать Верховного Короля. Новый лорд Гваихмэй поднесет избраннику платиновый венец, завернутый на полотнище королевских цветов, а от того потребуется только лишь взять его в руки. В знак согласия. Или накрыть тканью — отказываясь от чести. Коронация будет гораздо позже, в следующем году.

Дабы Мэй не тратил лишнее время на сборы, Хелит накануне аккуратно разложила одежду, и жестоко сожалела, что не увидит его на самой церемонии. Женщин туда не пускали. Считалось, сам ритуал подобен решающей битве, а на войне дамам не место. С последним утверждением Хелит соглашалась полностью и целиком.

Доспехи чуть ли не до блеска вычистил Хельх. Он же должен был облачить своего господина и сопроводить в цитадель.

— Не будем терять времени даром, — заявил решительно Мэй и, вместо того, чтобы слушать наставления взволнованного Сэнхана, утащил любимую в спальню. — Разве я не заслужил несколько ласковых и вдохновляющих слов? — лукаво усмехнулся он.

— И не только слов, — согласилась она.

А потом они лежали счастливые и вдохновленные. Кто бы сомневался, верно?

— Ты так и не скажешь мне про суть третьего условия Читающей? — спросил неожиданно Рыжий.

Хелит отрицательно покачала головой: мол, даже не проси, не скажу.

— Значит, оно зависит от меня, — догадался Мэй. — И ты решила довериться моему выбору. Хм… это разумно.

— Ты ведь не веришь, что Читающая сможет… вернуть меня обратно?

— Не верю, — согласился он и добавил, тяжело сглотнув: — Но мне все равно страшно. Очень страшно.

— И мне, — тихо отозвалась Хелит, крепче прижимаясь к его груди.

Умом Мэй понимал — она делает все это ради детей. Наверное, ради своих он бы добрался даже до Престола Того, Чье Имя Непостижимо. Что может быть ценнее и важнее для униэн, чем родной по крови ребенок? Но терять Хелит… Рыжий и в самом деле не верил, будто Читающей-по-Нитям под силу перемещение из одного мира в другой. Когда-то он был волшебником, сам творил чудесные колдовские вещи, и точно знал, где находится предел сил. Но Хелит верила, если не в свое возвращение, то — в чудо. Она желала одного — помочь своим детям.

Но если придется снова пожертвовать всем, он сделает это. Даже если потом незачем будет жить дальше. Без Хелит.

«Жизнь так несправедлива, так жестока, а боль и страдания не делают нас лучше», — думала леди Гвварин, исподтишка любуясь дремлющим Мэем. — «Он заслужил быть королем, он — самое лучшее, что могло со мной случиться в обеих жизнях».

Князь стал дышать ровнее, веки его окончательно смежились, мышцы лица расслабились, и сквозь жесткий каркас непреклонной воли и самоконтроля проступил истинный облик. Лицо преданного друга, заботливого сына и отца, любящего супруга — того, кем Рыжий был на самом деле всегда. Лицо настоящего Мэя.

«Пожалуйста!» — всхлипнула Хелит. Она сама не знала, кого просила и к кому обращалась, заливая слезами подушку и ночную сорочку Мэя. — «Пусть ему будет хорошо. Пусть он будет счастлив! Пожалуйста!»

Спал крепким сном господин Приграничья, вверив себя высшей воле, ибо не в силах смертных спорить с судьбой на равных. Каждому по силам ноша его.

Но если плачет о тебе в ночи любящее безутешное сердце, то может случиться всякое.

Может?

Глава 22

Одно на двоих

Акстимма-Даэмли

Утром последнего дня Акстимма Мэйтианн'илли пробудился задолго до рассвета, немного полежал с закрытыми глазами, наслаждаясь сладким теплом, идущим от Хелит. А потом осторожно, чтоб случайно её не разбудить, выбрался из-под одеяла, и ускользнул в густой синий сумрак. Слуги уже растопили баню, приготовили полотенца, простыни, мыло и чистое исподнее для всех Джэрэт'лигов, чтобы те совершили положенное обычаем омовение. Насколько помнил Мэй, в юности такие семейные помывки превращались сначала в шуточное побоище, а потом в грандиозную попойку. Заводилой всегда был Морген, а нагоняи от отца доставались исключительно Рыжему, как самому старшему и обязанному вести себя достойно даже в бане. Право слово, ему так не хватало все эти годы пошлых побасенок Тайго, пламенеющих ушей Сэнхана, и даже снисходительных ухмылок Идора, каждая из которых призвана доказываться его моральное превосходство. Пусть себе! Был бы жив-здоров. Брат, кровь родная, отблеск отцовского неугасимого огня.

Аллфин, разумеется, крутился рядом, подавая поочередно то мыло, то мочалку. Мэй не возражал. По просьбе Сэнхана, он делал вид, что страшно гневается на племянника за дерзкий побег из Галан Мая. Даже отчитал в духе Финигаса: свистящим шепотом и в крайне жестких выражениях. Где-то в душе Мэй завидовал рыжему мальчишке. Сам бы он в таком же возрасте не рискнул пойти против отца.

— А когда станет известно, кого выбрали Верховным королем?

— Завтра на рассвете. Над цитаделью поднимут королевский штандарт, а герольды разнесут весть по всей стране, — терпеливо пояснил Мэй, продолжая тщательно оттирать ногти от въевшейся грязи.

— Я надеюсь, им будете вы, дядя, — заявил мальчишка.

Рыжий лишь хмыкнул в ответ. Понятное дело, парень хочет польстить своему кумиру. Надо один раз увидеть, каким завистливым взглядом он впивается в уродливые шрамы на груди дяди, чтобы простить неловкие слова. Навоображал себе, небось, про всякую героическую чушь. А если бы не Сэнхан со своим метким луком, то, верно, распотрошил бы старшего и шибко умного братца дикий зверь.

Впрочем, осмелься Аллфин расспросить дядюшку поподробнее о пожеланиях относительно собственного будущего, тот бы не знал, что и ответить. Накануне только самый ленивый из униэнских нобилей не заслал кого-то из слуг разведать о настрое Рыжего Мэя. Кто по наглее, тот отписался о своих личных предпочтениях, иногда в самых простых выражениях выражая желание или нежелание, видеть на престоле одного из Джэрэт'лигов. Мэю осталось лишь подивиться количеству сторонников, а так же недоброжелателей. Оказалось, что его персона, как и прежде, вызывает в народе униэнском весьма противоречивые чувства.