Денис Шулепов - Кошмарный принц

— Да я же помню его почерк со школы! Что за бред в башку лезет! — психанул смотритель и с остервенением скомкал письмо. Почерк письма не имел даже отдаленного сходства с каллиграфическим почерком с правильными округлостями букв, которым «писал» Виктор Ильич. И сомнение в подлинности почерка в письме против желания и здравого смысла закралось в смятенную последними происшествиями душу смотрителя.

Он позвонил Надежде Олеговне.

— Алло? — услышал Виктор Ильич заспанный и родной голос. Сердце сжалось: он её разбудил. Олух!

— Это я, — сказал он и представил, как она вскакивает на кровати.

— Витя? Что стряслось?!

— Стряслось. Извини, не дождался утра. Я олух!

— Хватит молоть чушь, Виктор! Говори.

— Скажи, где находятся рукописи твоего сына… те, что он писал авторучкой? Мне важно их увидеть.

— Их нет…

— Как нет?

— Так! У него был пунктик: перенеся текст в компьютер, он устраивал из рукописи костёр… и радовался этому, как ребёнок.

— Господи…

— Объясни мне, что всё-таки происходит?.. Ты продолжаешь писать новый роман?

— Я не могу по телефону… Неужели у тебя ничего нет?!

— Нет. Хотя постой… у меня где-то есть рассказ… ксерокопированный. Мой… ммм… его отец однажды втихаря снял копию на память.

— Я прилечу первым же рейсом! — воскликнул Виктор Ильич.

— Не прилетишь. Я прилечу к тебе. И не спорь. Я имею право знать, что там у тебя происходит… Как-никак Юра мой сын!

— Хорошо. Только не забудь рассказ.

Виктор Ильич захотел выпить «валокордина», но, вспомнив о фармакологических свойствах (в частности: о гипнотическом эффекте), передумал. Лучше трезво (и резво!) оценивать ситуацию, чем под лёгким кайфом и с убийственно заторможенным спокойствием. И слово «убийственным» — не фабула, а самая что ни на есть возможная развязка всей этой чёртовой истории. Кто знает, на что способен древний стол? А вот сто грамм водки пошли бы впрок… Где только взять среди ночи?

Смотритель вернулся в кабинет-студию.

Три обгоревших листка по-прежнему лежали по правую сторону от центра стола. Если это действительно галлюцинация, то неправдоподобно затянувшаяся. Оторопь сковала ноги, и приблизиться к столу мужчина, успевший юнцом нюхнуть пороха войны, не в силах был себя заставить. Не знал, что делать. Ночное время сжимало свою пружину, поджидая момент максимального напряжения, чтобы разжать её и выстрелить в небо солнечным диском, дать миру очередной день. Всё естество Виктора Ильича противилось желанию сесть за стол, за поганое бузиновое проклятье. А стол манил… манил, отзываясь в самой-самой глубине души тонким звуком забытой кувиклы. И звук тот отчего-то не прибавлял спокойствия: немузыкальный он был, ничего общего с русской флейтой.

Стол манил и отталкивал. Виктор Ильич впервые подумал о себе, как о наркомане. Он не просто знал, он был уверен, что погибнет, и не мог себя остановить. Ведь он не настолько глуп, чтобы отрицать сверхъестественное, творящееся со столом… и вокруг него… Кого? Стола? Или смотрителя? Виктор Ильич повязан со столом крепкими узлами. К сожалению, уже повязан. Не нарушь он свои же правила, ничего бы не произошло, стол стоял бы сиротой казанской ещё долгие-долгие годы, пока какая-нибудь бестолочь не села за него. Но бестолочью оказался он, Виктор Ильич, смотритель, старый друг семьи Клиновых, идиот… И именно он пробудил ото сна после гибели Кошмарного Принца некое чертово отродье, обитающее в столе чернокнижника.

Именно ему предстояло сойти с ума.

Потому и сковало ноги у Виктора Ильича. Кто заведомо согласиться лишиться разума?

«А если сбежать? И бежать без оглядки. И забыть про это всё!» — выстрелила в мозг шальная мысль. Но ведь кто-то… та же Надежда… найдёт недописанную рукопись нового романа и захочет дописать! Вполне вероятно, так и будет. Что же, что же придумать?.. Сжечь! Сжечь несчастные исписанные страницы, как сжигал их Юрка Клинов… Стоп! Сжигал-то он готовые рукописи.

«А не готовые… Не горят?»

Хуже. Они, как Феникс, ВОЗРОЖДАЮТСЯ из пепла! И где уверенность, что стол даст сжечь рукопись? Может ли быть такое: стол скрутит его артритом, превратив в немощного калеку, и подожжёт вместо рукописи?

Виктор Ильич посмотрел на ноги, надеясь силой взгляда (если уж сила воли отказывает) сдвинуть себя с места, и увидел предмет, который отвечал на его вопрос. С этим столом может быть всё, что угодно! Под ногами валялся перочинный ножичек. Не лежал, а именно валялся: такое складывалось впечатление. Его сюда не положили, не подкинули, он валялся здесь, будто после предолгого странствия в чужих мирах, облепленный невидимой пылью и грязью. И он сложен! После отколупывания щепы ножичек сам не сложился бы. Виктору Ильичу этого ли ни знать! Нужно приложить усилие, чтобы сложить ножичек.

И кто-то усилие приложил.

И на какое тонкое обстоятельство жирный намёк, хотелось бы знать?

Нет, не хотелось…

Что бы ни значило появление перочинного ножичка, Виктора Ильича бузиновый стол окончательно оттолкнул.

Смотритель был уверен, что вышел из кабинета-студии…

Глава 22

потому и ойкнул, напугав несмышлёныша. Но до чего ж удивительно, что малец увидел его!! Небось за последние лет двести внешний облик-то изрядно поистрепался. Да об этом ль толки вести! Малец-от ухнулся в щель! Надобно подсобить. Как в воду глядел Иоанн: не по умыслу и несмышлёныш, один-единственный и одинёшенек путь шествует правильно, хоть и не по потайному пути, а околицей: много тут ходов накопано. Сколько ж ждать пришлось! И тот аль малец? Эх, не о том думается! Подсобить пора.

А расселина за шестьсот лет практически не изменилась. Всё те же семь саженей в глубину по накатной, меньше фута в ширину, а в длину «улыбка» расселины доходила до аршина.

Душа мальчика едва не отделилась от тела, когда почва внезапно пропала под ногами. Дыханье сперло, как при резком падении на «американских горках». Он попой приземлился на насыпь и кубарем покатился в бездну. Куда дальше-то падать? К чёрту на сковородку что ли?

Егор продолжал кувыркаться.

Появилась зависть к Алисе, весьма в комфортном полёте приземлившейся в страну Чудес. Попадёт ли он в страну Чудес? Может, это будет страна Дураков? Уж лучше страна Дураков! Но было похоже, что он летит в тартарары. Это наказание ему за то, что он такой неслух! А вдруг он будет падать бесконечно? Или через всю Землю и вылетит, как пробка на другом конце планеты! А если на другом конце планеты будет океан?