Валерий Евтушенко - Юность атамана

В это время более, чем двадцатитысячная армия Тараса Федоровича, который объявил себя единственным гетманом Украины, подошла к Корсуню, где произошли первые столкновения с коронными войсками, а затем, переправилась на левый берег Днепра и соединилась с реестровиками у Переяславля. Теперь в распоряжении гетмана Федоровича имелось уже почти тридцатитысячное войско. Заняв выгодное положение между Трубежом и Альтой, Тарас предъявил Конецпольскому ультимативное требование вывести из Южной Руси коронные войска, выдать сторонников Чорного, перешедших на сторону поляков и отменить Куруковский договор, ограничивший казацкий реестр шестью тысячами человек.

Гетман польный коронный Станислав Конецпольский, занимавший эту должность с 1618 года, уже в то время обладал солидным опытом военачальника. С 1620 года после гибели великого коронного гетмана Жолкевского в сражении у Цецоры, должность коронного гетмана оставалась вакантной, и Конецпольский на протяжении десяти лет, по существу являлся, главнокомандующим всеми вооруженными силами Республики. Хотя ему пришлось участвовать в Куруковской войне, непримиримым врагом казачества он не был, отдавая должное тому вкладу в охрану и оборону рубежей Речи Посполитой, который они вносили уже добрых полстолетия. Но и терпеть казацкое своеволие он намерен не был.

Ознакомившись с ультиматумом Тараса Федоровича, польный гетман в ответном письме предложил ему сдаться, распустить войско и повиниться, гарантируя в таком случае снисхождение всем принимавшим участие в мятеже. Словом, переговоры закончились ничем, и коронные войска приступили к осаде казацкого лагеря. Силы сторон были практически равны, но Федорович, еще находясь в Запорожье направлял во все окрестные села и местечки универсалы с требованием присоединяться к казакам. Его призывы находили отклик у народных масс и вскоре по обе стороны Днепра заполыхали зарницы народного восстания.

Глава десятая. Лисянка

Но несколько раньше, еще в первых числах мая сразу после сражения у Корсуня, после которого запорожцы стали отходить к Переяславлю на соединение с реестровиками, Конецпольский пригласил к себе коронного стражника Самуила Лаща, который командовал дополнительным контингентом польских войск, прибывших из Великопольши ему в помощь. Польный гетман издавна покровительствовал коронному стражнику, который был лет на десять старше его. Во многом благодаря этому покровительству, Самуил Лащ и приобрел известность в истории Польши как одиозная фигура, символ панского своеволия и вседозволенности. Позднее он прославился тем, что приказал подбить свою шубу вынесенными в отношении него многочисленными судебными приговорами.

Под началом Лаща обычно служили такие же бесшабашные жолнеры и волонтеры, большей частью авантюристы и разного рода проходимцы, всегда готовые на разбой, притеснения и убийства.

После обмена взаимными приветствиями, польный гетман озабоченно сказал пятидесятилетнему коронному стражнику:

— Черкасы бунтуют народ. Восстание готово охватить оба берега Днепра. Поступили сведения, что здесь неподалеку, в Лисянке, собирается сильный отряд бунтовщиков, готовый присоединиться к Тарасу. Этого допустить нельзя. Пусть пан возьмет несколько хоругвей и усмирит местных хлопов.

Лащ молодцевато подкрутил седой же ус и подобострастно ответил:

— Пусть ваша гетманская милость будет спокоен. Я с хлопами разберусь, канчуков хватит на всех.

Гетман предостерегающе поднял руку:

— Только не нужно излишней жестокости. Зачинщиков примерно наказать, а остальные пусть возвращаются к работе, нечего бездельничать.

Лаш поклонился и направился к выходу, но Конецпольский остановил его и добавил:

— Мы отсюда выступим прямо на Переяславль, а пана прошу после Лисянки пройти к Киеву этой стороной и по пути усмирять бунтовщиков, где это потребуется. Потом присоединяйтесь к главным силам.

Примерно в это же время, когда запорожские полки растянулись на марше по дороге к Днепру, чтобы переправиться на его левый берег, гетман Федорович вызвал к себе Брацлавского куренного атамана Богуна и сказал:

— Народ поднимается по обе стороны Днепра, но ляхи наверняка станут подавлять начавшиеся восстания. Надо бы поддержать наших гречкосеев.

Тарас Федорович был выходцем из старинного казацкого рода, его прадед, как поговаривали, еще с Байдой Вишневецким строил на Хортице первый форпост против татарских набегов. Хотя гетман и стоял за народ, но по казацкому обычаю к крестьянам относился несколько свысока.

— У тебя в курене, почитай, тысяча человек, — продолжал он, — это давно уже не курень, а настоящий полк. Так что, полковник, выдели сотню — другую конных казаков с сотником посмышленнее, пусть пройдутся тут по правой стороне Днепра до Киева, да присоединят к себе всех, кто хочет вместе с нами идти на ляхов. Ну, а через неделю жду их под Переяславлем.

Курень Богуна действительно к тому времени уже насчитывал больше десяти сотен казаков. Одной из них командовал сметливый и грамотный Иван Серко, которому Федор, невзирая на его молодость, и поручил выполнение наказа гетмана. В помощь Ивану атаман выделил по десять человек из других сотен, а помощником назначил Верныдуба.

— Времени особо не теряй, — предупредил Богун молодого сотника, — нам под Переяславлем каждый человек будет дорог. Начни с Лисянки, по слухам, там уже народ поднялся против ляхов. Забери с собой тех, кто хочет к нам присоединиться и двигайтесь по этому берегу к Киеву. По дороге призывай народ присоединяться к казацкому войску.

Подготовка к выступлению не заняла много времени. Захватив провианта и фуража на трое суток, отряд Серко утром на рысях двинулся к Лисянке. Это местечко, обнесенное частоколом, было заложено старостой Яном Даниловичем лет восемь назад на месте старого поселения, сожженного еще при нашествии Батыя, и управлялось по Магдебургскому праву. С полгода назад Данилович умер, местечком формально стала владеть его жена, а фактически тут всем вершил ее управитель, начавший сдавать земли в управление иудеям. Это и привело к тому, что на универсалы гетмана Тараса Лисянка отозвалась одна из первых.

Когда по расчетам казаков до Лисянки оставалось версты три, Верныдуб вдруг обратился к Серко:

— Иван, ты ничего не чуешь?

— Ты о чем?

— Да вроде бы гарью тянет.

Серко остановил коня и напряг обоняние. Действительно, откуда-то явственно тянуло дымом.

Дорога проходила лесом и в густой чаще ничего нельзя было рассмотреть.