Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Она прошептала, не отводя зачарованного взгляда от танцующего существа:

— Не знаю… А что они едят?

— По идее, — сказал я, — нектар и пыльцу, как и все насекомые. Или колибри. Неси на кухню.

— Далеко, — ответила она тихонько. — Улетит…

— Тогда к себе, — сказал я. — Это твоя комната?

— Моя…

Я тихонько отворил дверь, она осторожно перешагнула порог и вошла. Я быстро, пока она не смотрит, сотворил сладкого сиропа, добавил туда для закраски и аромата несколько капель ягодного сока.

Девочка подошла к столу, ее глаза широко распахнулись. Фея, увидев лакомство, выпорхнула из ее ладоней и, усевшись на край блюдца, встала на четвереньки и припала хорошенькой мордочкой к сладкому напитку.

К счастью, достаточно крупненькая, поверхностное натяжение не удержит в плену, но пленка сиропа начала приподниматься по рожице к ушам, и она отрывалась от лакомства и суетливо вытирала лапками, как муха, мордочку, а потом снова пила, и я видел, как наполняется ее брюшко.

Малышка наблюдала зачарованно, даже не спросила, откуда в ее комнате это блюдце, дети не задаются такими вопросами, только хлопала длинными темными, как у мамы, ресницами и смотрела, стараясь не дышать, чтобы не спугнуть волшебное существо.

Фея наконец оторвалась от лакомства, села на край блюдца и долго чистилась, в нашу сторону поглядывала уже не столько испуганно, сколько с явным интересом.

Я тихонько обнял девочку, она доверчиво прижалась ко мне и шепнула тихо–тихо:

— Мама говорит, они теперь только к детям прилетают…

— Странные здесь дети, — ответил я тихонько. — Даже не обрывают мухам и бабочкам крылышки, а паукам лапки?

Она сказала так же тихо:

— Другие обрывают…

Я вздохнул с облегчением:

— Ну, тогда все в порядке. А то уж подумал, мир перевернулся.

Фея закончила приводить себя в порядок, как муха, после чего поправила волосы уже чисто по–женски. Мордочка у нее хорошенькая, даже предельно изящная, чересчур кукольно красивая, женщины за такую отдали бы все, что у них есть, да и дивная фигурка выточена так умело, что только при почти полном отсутствии гравитации можно жить с такой талией и такими вот, что никогда не отвиснут.

Девочка вздрогнула и широко распахнула глаза, когда фея открыла ротик и что–то пропищала.

Я сказал ей шепотом:

— Я что–то тугой стал на ухо, скоро оглохну, как Бетховен. Кричи громче.

Она пропищала снова, но я услышал только:

— …не могу… слишком…

— Я наклонюсь, — прошептал я, что для нее должно слышаться подобно раскатам грома, — не пугайся…

Она не ответила, я начал наклоняться к ней, но крылышки за ее спиной затрепетали. Она взвилась в воздух так быстро, словно прыгнул кузнечик.

Я замер, чувствуя потерю, но буквально через мгновение за ухо ухватились крохотные лапки, тонкий голос пропищал прямо в ушную раковину:

— А так?

— Слышу, — сказал я с облегчением.

Малышка замерла, глядя на меня счастливыми глазами, а фея прокричала:

— Ты кто?

— Не ори, — предложил я, — а то я чувствую себя вдвойне женатым человеком. Когда ты там, я слышу хорошо.

— Да? — проговорила она уже тише. — Странно, у тебя тут такие заросли, можешь в самом деле оглохнуть.

— Это чтоб непрошеные феи в уши не заползали, — объяснил я. — Когда сплю, например. А то заползут и яйца отложат! Но для тебя готов расстаться с ними, правда! Хочешь повыстригать?

— Еще чего, — ответила она оскорбленно.

— Не хочешь? — удивился я. — А у нас это высшая честь и демонстрация полного и безграничного доверия. Видишь, какие мы разные, но чувство красоты, как погляжу, универсально. Ты самая красивая из всех фей, что я видел!

В ее звеняще–пищащем голоске я уловил буйное ликование:

— Правда? Я тоже так все время думаю, а мне говорят, что я дура.

— Тем более, — сказал я убежденно, — красивая!.. Вы эндэмы или ваш ареал обитания пошире?.. Водитесь ли только в местном королевстве… тьфу, для вас эти имена ничего не значат. Много ли вас, как народа или популяции?

Она пропищала озадаченно:

— Не знаю…

— Но ты других видела?

— Да…

— И… что?

Она ответила с недоумением:

— А ничего…

— Подросток, — сказал я понимающе, — а то и вовсе ребенок. Ничего, скоро захочешь и другие игры… Если, конечно, у вас период счастливого детства не затягивается лет на сто или тысячу… В общем, припархивай сюда, когда захочешь. Сладкий и свежий сироп всегда будет тебя ждать. Можем сделать и еще всякие лакомства!

Она пискнула:

— Какие?

— Всякие, — повторил я. — Разные.

Глава 7

Выходя во двор, все еще думал об этих дракончиках, крохотной фее. Такую красоту нельзя изгонять, нужно только найти, как ее встроить в наш суровый и морально чистый пуританский христианский мир, раскрывший перед человеком путь прогресса.

Когда вернусь, дам задание отцу Тибериусу, а он засадит за книги кого–нибудь из ученых монахов. Цистерианцы — народ ушлый, где–то да отыщут намек на то, что Господь создал эти создания, чтобы освещали дивными огоньками его эдемский сад и ночью. Красотой нужно иметь возможность любоваться в любое время суток, это неотъемлемое право цивилизованного человека, а Господь точно имеет в виду построение правового и в некоторой степени гуманного общества под четким и ясным наименованием Царства Небесного…

А раз они создание Господа, то их нельзя уничтожать и преследовать, вот так–то. Штраф такой–то, а за повторное деяние — каторга на каменоломнях. Убил в третий раз — казнь через повешенье с конфискацией и лишением титулов. Как за порчу особо важного имущества.

Тут, правда, есть нюансы, все–таки это не имущество… ну тогда как за издевательство над животными. В цивилизованных странах на первый раз тоже отделываются штрафом, хоть и не мелким, а потом уже и тюрьма. Только я не обещаю комфортное содержание, ибо я гуманист, а гуманист не может быть ко всем ах–ах, если к одним гуманист, то для их оппонентов выглядит лютым злодеем.

Во дворе кипит натурально–общинная или, как ее правильнее, трудовая деятельность. Я посмотрел свысока, в смысле, с высокого крыльца, мелькнула мысль, что нужное выполнил, в права вступил, можно и в Варт Генц, но свободного времени еще масса, при моей скорости могу успеть туда–обратно сотни раз, пока подойдут мои войска…

Алвима вышла из–за построек, улыбнулась сдержанно, но когда подошла ближе, я рассмотрел, как дивно сияют ее крупные черные глазищи, а пухлые губы за ночь стали еще вздутее.