Нил Гейман - История с кладбищем

— Твои зубы станут такими крепкими, что раскусят любые суставы. Язык — таким острым и длинным, что высосет мозг из любой косточки и слижет мясцо со щеки толстяка, — сказал император Китая.

— Ты научишься красться из тени в тень, чтоб никто тебя не увидел, никто не заподозрил. Свободный как ветер, быстрый как мысль, холодный как лёд, твёрдый как гвоздь, опасный как… как мы, — сказал герцог Вестминстерский.

Никт посмотрел на существ.

— А если я не хочу?

— Не хочешь? Да что ты говоришь! Что может быть лучше? Во всём мире не найдётся никого, кто не мечтал бы стать, как мы.

— У нас лучший на свете город…

— Гульгейм, — сказал тридцать третий президент США.

— Лучшая жизнь, лучшая еда…

— Ты хоть представляешь, — вмешался епископ Бата и Уэллса, — как дивен вкус чёрного ихора, что скапливается в свинцовом гробу? Мы главнее королей с королевами, президентов с премьерами, главнее самых геройских героев, как люди главнее брюссельской капусты!

— Да кто вы такие? — спросил Никт.

— Упыри, — ответил епископ Бата и Уэллса. — Кто-то хлопает ушами, право слово! Мы у-пы-ри.

— Ой, смотрите!

Внизу показалась целая толпа прыгающей, скачущей мелочи. Не успел Никт и слова сказать, как его подхватили костлявые руки и понесли, то зависая в воздухе, то резко дёргаясь вперёд, — пятеро приятелей бросились навстречу себе подобным.

Стена могил закончилась. Теперь впереди простиралась дорога — утоптанная тропа через каменистую пустошь, усеянную костями. Дорога вела к далёкому городу на оранжево-красном утёсе.

Никт всмотрелся в город и оцепенел от ужаса, ненависти и отвращения.

Упыри не умеют строить. Они паразиты и падальщики, пожиратели трупов. Город, который зовётся Гульгеймом, Городом упырей, они заселили давным-давно, хотя построили его не они. Сегодня все (по крайней мере, люди) забыли, что за народ возвёл эти здания, прорыл ходы в утёсе и воздвиг башни. Но приближаться к этому городу, а уж тем более жить в нём, захотели лишь упыри.

Издалека было заметно, что всё в городе искажено: стены перекошены, а здания похожи на кошмарную пасть с торчащими зубами. Неведомые зодчие построили этот город не для жизни. Они воплотили в нём весь свой страх, безумие и омерзение — и ушли. Упыри же отыскали его, обрадовались и назвали домом.

Упыри — проворные твари. Они бежали по пустынной тропе быстрее, чем летит стервятник, и сильными руками перебрасывали друг другу Никта. Мальчик боролся с тошнотой и отчаянием, ужасом и стыдом от собственной глупости…

А в кислотно-красном небе кружили существа на огромных чёрных крыльях.

— Эй, там! — сказал герцог Вестминстерский. — Спрячьте его под мышку! Ещё не хватало, чтобы он достался ночным мверзям! Воры!

— Быстрее! Не давайтесь ворюгам! — закричал император Китая.

Ночные мверзи в алом небе над Гульгеймом… Никт глубоко вдохнул и закричал, как учила его мисс Лупеску — издал гортанный звук, похожий на орлиный клёкот.

Один из крылатых спустился, и Никт повторил крик. Вдруг ему заткнула рот жёсткая ладошка.

— Умно ты их позвал! — сказал достопочтенный Арчибальд Фицхью. — Но, поверь, они съедобные, только когда погниют пару неделек. А так от них одни неприятности. Нам не по пути, ясно?

Ночной мверзь взмыл в потоке жаркого воздуха вверх, к товарищам, и Никт утратил последнюю надежду.

Упыри торопились к городу на утёсе, унося с собой Никта. Теперь мальчика бесцеремонно закинул на вонючие плечи герцог Вестминстерский.

Мёртвое солнце село, поднялись две луны: одна огромная, белая и вся в выщербинах, заняла полгоризонта, хотя потом чуть уменьшилась. Вторая, небольшая, была сине-зелёной, как прожилки плесени в сыре; её восход упыри восприняли как праздник и остановились у дороги на привал.

Один из вновь присоединившихся — его представили Пикту как знаменитого писателя Виктора Гюго — развязал свой мешок, в котором оказались дрова для растопки. На некоторых досках ещё поблёскивали петли или латунные ручки. Ещё у упыря нашлась металлическая зажигалка. Вскоре все расселись у костра. Поглядывая на зеленоватую луну, они отпихивали друг друга от огня, переругивались, иногда даже царапались и кусались.

— Скоро ляжем спать, а когда луна уйдёт, отправимся в Гульгейм, — сказал герцог Вестминстерский. — Всего-то девять-десять часов бега. К следующему восходу луны доберёмся. Вот устроим тогда праздник, а? В честь того, что ты станешь одним из нас!

— Это не больно, — сказал достопочтенный Арчибальд Фицхью, — ты даже не заметишь. И потом, представь, каким ты станешь счастливым!

И они принялись рассказывать, как чудесно и замечательно быть упырём, сколько всего они схрупали своими мощными челюстями. Один упырь добавил, что им не страшны болезни. Неважно, от чего умер ужин: они преспокойно могут его слопать. Другие описали самые интересные места, где побывали — в основном катакомбы и чумные ямы («Чумные ямы — сытная штука», — сказал император Китая, и все закивали.) Они рассказали Никту, откуда у них имена, и пообещали, что, как только он станет упырём, получит такое же.

— Но я не хочу быть упырём!

— А придётся, — весело ответил епископ Бата и Уэллса. — Или так, или эдак. Со вторым способом больше мороки. Если тебя начнут есть, быстро потеряешь сознание, и уже никакого тебе удовольствия.

— Вот и не надо об этом, — сказал император Китая. — Лучше сразу стать упырём. Мы ничего, ничегошеньки не боимся!

Услышав это, все упыри у костра из гробовых досок завыли, заворчали, запели, закричали о том, какие они мудрые и могучие и как славно ничего не бояться.

Из пустыни донёсся звук, похожий на вой. Упыри залопотали и сгрудились поближе к огню.

— Что это было? — спросил Никт.

Упыри покачали головами.

— Что-то там, в пустыне, — прошептал один. — Тихо! А то оно нас услышит!

И все упыри ненадолго замолчали. Правда, очень быстро они забыли про «что-то» и завели любимую упырью песню с отвратительными словами и ещё более отвратительным смыслом: там перечислялось, какие части гниющего трупа нужно есть и в каком порядке.

— Я хочу домой! — сказал Никт, когда в песне доели последние кусочки. — Мне здесь не нравится!

— Глупыш, что ты так волнуешься! — сказал герцог Вестминстерский. — Клянусь тебе: как только ты станешь одним из нас, ты даже забудешь, что у тебя был дом!

— Я вот совсем не помню, как жил до того, как стал упырём, — сказал знаменитый писатель Виктор Гюго.

— Я тоже, — сказал император Китая.

— Угу, — сказал тридцать третий президент США.