Аттестат зрелости - Сергей Борисович Рюмин
— В этом будет неудобно лежать во время процедуры…
Она вскочила, направившись сразу в комнату.
— Николай Васильевич, не забудьте насчет чая, — напомнил я директору. — Крепкого, сладкого. И, если есть, Шоколад.
Он кивнул. Открылась дверь в комнату. В зал выглянула девчушка лет 10–11, рыжая, конопатая, словно солнышко. Кивнула мне, весело улыбаясь:
— Здрасьте, дяденька!
— Здрасьте, тётенька! — улыбнулся я.
— Маша, иди к себе, не мешай, — строго отозвался Николай Васильевич. На его лице появилась теплая улыбка. Девчушка поспешно захлопнула дверь, озорно высунув язычок.
— Вот оторва! — совершенно искренне улыбнулся Николай Васильевич. — Дочка наша…
Из комнаты вышла хозяйка в шерстяном спортивном костюме, села на диван.
— Вам надо бы прилечь на диван, — посоветовал я. — Так будет удобнее.
— Принеси подушку! — то ли приказала, то ли попросила она мужа. Николай Васильевич мгновенно сорвался с места в комнату, тут же вернулся с подушкой в руках, аккуратно положил на диван.
Валентина Викторовна прилегла, вытянула ноги, закрыла глаза и спросила:
— Что дальше?
Я сел рядом на стул.
— Дальше? Дальше не мешайте мне! Я работаю!
Я наложил на Валентину Викторовну конструкт сна, потом «айболит». Со здоровьем всё у неё было в порядке, разве что щитовидка да поджелудочная светились неярким красным цветом. «Айболит» с этим прекрасно справится. После этого я скастовал на женщину «хвост ящерицы», добавив силы больше обычного. Вот теперь она помолодеет. И зубы новые вырастут вместо двух золотых справа снизу.
Директор сидел рядом, глядя на меня. Я еще раз демонстративно поводил руками над телом его жены, «наводя туман», дескать, не всё так просто.
— Дяденька, а что ты делаешь? — неожиданно сзади меня раздался шепот. Я чуть ли не подскочил, повернулся. Рядом встала давешняя девчушка и с любопытством таращилась то на меня, то на маму. Интересно, в кого она такая рыженькая уродилась?
— Маша! — страшным шепотом отозвался Николай Васильевич. — Не мешай! Ступай к себе немедленно!
Девочка развернулась, обиженно направилась в комнату.
— Стой! — почти крикнул я. — Иди сюда!
Я не успел «выключить» магическое зрение. Маша остановилась, повернулась к нам.
— Давно у тебя болит коленка? — спросил я.
— Да она и не болит почти, — Маша задумалась. — С лета, наверное. Я в деревне упала во дворе. Вот и иногда болит. Но не сильно.
— Ладно, иди, — сказал я. — Мы сейчас чай попьем и вернемся.
— Идём на кухню! — скомандовал я. Николай Васильевич удивленно подчинился.
Мы сели за стол. Я налил себе одной заварки, совсем не добавляя кипятку, насыпал три ложки сахару, размешал. Сделал глоток, другой. Директор сидел и смотрел на меня.
— Что-то случилось? — наконец выдал он.
— Случилось? — переспросил я. — Случилось? Случилось!
Я чуть не взорвался. Еле сдерживаясь, тихим шепотом, чтобы не услышала его дочь, я сообщил Николаю Васильевичу в лицо:
— У твоей дочери выше колена кость почернела!
— Как почернела? — не понял он.
Я сообразил, что не могу ему объяснить природу своего магического зрения, а моих знаний в области медицины не хватает, чтобы поставить диагноз и доступно его описать.
— Выше клена у твоей дочери почернела кость, — повторил я. — Черный шарик величиной с орех. Я не знаю, что это — опухоль, раздражение, заболевание. Я не врач. Но от неё уже пошли паутинки вверх и вниз.
— Не может быть! — недоверчиво ответил директор.
Я закрыл глаза, успокаиваясь. Внутри меня бушевал пожар.
«Я тут лечу глистов у самовлюбленной бабы, а рядом скоро будет умирать её дочь!» — подумал я.
— Завтра нам к врачу надо, я так понимаю? — спросил Николай Васильевич. Я с жалостью посмотрел на него. Возможно, он меня понял и, пряча глаза, пробормотал:
— Если вы нам поможете, сколько я буду должен? Понимаете, у меня сейчас несколько стесненное положение…
Я едва сдержался, чтобы не высказать ему, взрослому человеку, всё, что я о нём в данный момент, подумал.
— Пошли!
— Куда?
— Машу лечить будем!
С девочкой пришлось немного повозиться. Хорошо, уже был опыт — с лечением соседа деда Пахома.
Я уложил девчонку на кровать в её комнате. Сантиметрах в пяти выше колена едва выделялся почти незаметный простому глазу бугорок размером с горошину. Я его и заметил-то благодаря магическому зрению.
Показал отцу.
— Видите?
— Что? — не понял Николай Васильевич.
Я нажал на вздутие пальцами. Девчонка взвизгнула от боли. Николай Васильевич ухватил меня за руку.
— Ей больно!
— Конечно, больно! — ответил я, вырывая свою руку. — Я уже сказал, что там кость чернеет! А вам похудеть важнее!
Я сразу же наложил на девочку заклятие сна.
— Вам что-нибудь еще нужно? — примирительным тоном спросил Николай Васильевич.
— Нужно! — отрезал я. — Не мешайте!
Сначала с помощью щупальца «мертвой» силы я убрал невидимые простому глазу черные волосинки, идущие от черного ядра вверх-вниз. Одна, самая длинная, выросла вверх по бедру сантиметров на десять. Остальные, слава богу, были значительно короче — по 3–4 сантиметра.
Как только выжег их, приступил к самому «орешку». Черное образование выросло на кости и выглядело, как гриб чага на стволе дерева. Я аккуратно «обжёг» этот своеобразный «грибок» со всех сторон, заставляя его съежиться, усохнуть, уменьшиться в размерах. Работа требовала ювелирной точности. Стоило чуть промахнуться, и жгут «некросилы» прошелся бы по костям, по нервам, по тканям организма. Страшно подумать, к каким последствиям это может привести. Некроз, отмирание тканей? Гангрена? Вполне может быть? Почему-то я был уверен, что справлюсь и не допущу этого.
«Орешек» постепенно превратился в «горошину», уменьшившись раза в два. Я не удержался, потрогал его через кожу пальцами, не опасаясь реакции — девочка крепко спала. «Горошина» свободно ходила под кожей. У меня возникла идея.
Раздался звонок в дверь. Директор вздохнул, поднялся, бросив мне:
— Я сейчас…
Как будто от него что-то зависело. В прихожей послышался недовольный мужской голос, потом спор, который прервал директор:
— Жди! Сколько надо, столько и будешь ждать!
— Мне нужно лезвие! — скомандовал я директору, когда тот вернулся в комнату. — И бинт.
— Ага, сейчас!
Я прижал кусок бинта к ноге девочки, чиркнул лезвием по коже.
— Ой! — не выдержал Николай Васильевич.
Сдавил «горошину» пальцами и вытащил её из