Тигр в камышах - Сергей Беляков
Тьфу, чертовщина какая-то! Я смущенно отвернулся под секундным пристальным взглядом Ханжина.
«Пружинка» завизжала гиротормозами и скатилась с «шасейки» в пыль грунтовой дороги. Ханжин ловко вертел штурвал управления, не забывая периодически подкручивать свободной рукой магнето фронтальных прожекторов — мы съехали в полную темень, и их свет теперь выхватывал то горстку деревьев у поворота, то скопление кустарников на краю дороги. Она становилась все уже, все малозаметнее… и вскоре совсем пропала. «Пружинка» теперь катилась по сухой траве — непонятно, почему она была сухой? Ведь мы, по идее, приближались к истокам речки Смуровки, и уж где-где, а здесь влаги должно было приличествовать с лихвою…
Вскоре в траве, что становилась все выше и выше, стали встречаться «островки» — возвышения с причудливо изломанными остовами бывших деревьев. Именно бывших; деревья по непонятной причине высохли, съежились и почернели, словно обуглились, и их жуткий вид в ярком свете прожекторов воскрешал в памяти емкое слово погост. «Дукаты», литые резиновые колеса машинерии, моментами напрыгивали на странные черные блины в грунте, от которых исходил резкий запах газойля. Мне припомнилось высказывание Анны, что местные болота иногда отрыгивают асфальтом.
Ханжин между тем откинул лючок слева от себя, поколдовал немного с измерительным жезлом, пожевал губами и сказал:
— Все, надо останавливаться. Иначе не хватит завода доехать назад. — Зная честность моего друга, я не мог и думать, что он нарушит обещание, данное шоффэру на площади. — Дальше пойдем пешком.
Пешком так пешком. Откинув прозрачный полог, я нашарил ногой ступеньку в высоком корпусе «пружинки» и спрыгнул вниз.
К удивлению, почва, хоть и сухая, пружинила под ногами не хуже…
— Нет, это не торф, — продолжил мою мысль Ханжин. — Это такая штука… кажется, она называется битуминозный песок, или как-то так. Нефтеносный, между прочим. Но совершенно непонятно, откуда она здесь — ведь Смуров сидит, что называется, на гранитном щите. Впрочем, мы с вами здесь не для геологических изысканий.
Меня так и подмывало спросить — «а для чего?», но я прикусил язык.
Мы довольно споро продолжили путь в сердце камышовых зарослей, насколько я мог судить о направлении нашего движения. Тьма вокруг нас была плотной, но не кромешной; путь освещал портативный газовый фонарь с большим рефлектором, который Ханжин нес далеко отставленной рукой.
По мере углубления в прерию пейзаж не становился привлекательнее. Чтобы снять напряжение, я все же решился и стал расспрашивать Ханжина о том, что именно привело нас сюда. На удивление, мой напарник, похоже, созрел для того, чтобы поделиться соображениями.
— Поначалу меня сильно заинтересовал этот гигантский «кот», или «тигр», — он проакцентировал оба слова так, что я понял: сыщик не верит в их существование. — Мне стало ясно, что те, кто раздувает слухи о его существовании, заинтересованы в отпугивании горожан от этих мест, равно как и от мельницы. Но если к мельнице нельзя подобраться со стороны леса, то те, кто очень захочет пробраться туда, могут воспользоваться прерией… — Он внезапно остановился и быстро прирутил фитиль в фонаре, от чего тот почти угас. — Секунду, Брянцев; вы ничего не слыхали?
Я отрицательно помотал головой.
— Оттуда… с той стороны? — Он указал рукой, как мне казалось, в сторону ущелья.
— Нет, я в самом деле ничего не слыхал. А что слышали вы?
— Что-то наподобие стонов или тихих причитаний… Показалось, — он снова зашагал вперед, заметно ускорившись. — Так вот, если прерия является наиболее уязвимым местом в защите мельницы от любопытства зевак, то нужен такой вот страшилка, чтобы отпугивать слишком ретивых. Когда Усинский сказал, что он был в Юго-восточной Азии, я проверил его утверждение простым способом. Я назвал пристань в Сингапуре, где он вроде бы как прожил некоторое время, нарочно исказив ее название — «Робертсон Квай». Если он в самом деле жил там, он должен был бы знать, что моряки в Азии произносят слово как «Ки», но не как «Квай», хотя это и против правил чтения. Он не поправил меня. То есть его утверждение о том, что кот-тигр, якобы убежавший из поместья и поселившийся в прерии, привезен им из Азии, по меньшей мере вызывает мое сомнение. Зверь здесь явно водится — о трупах задранных им животных говорят многие в городке — но вот какой именно? Вы же помните о Глиньке?
Теперь остановился я. Но не из-за неожиданного кунштюка мысли моего друга.
Ошибаться я не мог. Откуда-то справа, из камышовой гущи, раздавался едва различимый вой, похожий на плач койота, но куда более тихий. Присмотревшись, я вдруг увидел в темени за узким кругом света от фонаря… несколько горящих точек, крохотных язычков пламени. Они перемещались, плавно, но хаотично — …
приближаясь к нам.
Огней становилось все больше, они теперь окружали нас, словно танцуя. Внезапно поднялся ветер; я вспомнил, что до того стоял полный штиль. В разрыве низких туч показалась полная луна, огромная, мертвенно-голубого цвета. Огни заплясали, задвигались в унисон с порывами ветра.
Не то шепот, не то вой. Или детский плач. Мне вспомнились деревни африканских матабеле, сожженные наемниками. Старейшины не разрешали селиться на тех местах после войны, говоря, что души сгоревших будут мучить живых годами…
Стало душно. Костлявая кисть прошлого снова взмахнула косою у головы. Волосы непроизвольно зашевелились у меня под шляпой.
— Да вы никак нервничаете, Брянцев? — насмешливый тон вопроса Ханжина вывел меня из наваждения. — Вы же знаете об огнях Святого Эльма, не так ли? Кстати, как у вас с головой — не болит? Эманация газов в таких местах сильнейшая, можно легко отравиться…
В самом деле, земля под моими ногами внезапно пошла кругом. Я наклонился и совсем неожиданно для себя едва не вырвал.
Мой друг заботливо подхватил меня, не дав упасть.
— Полноте вам! Поднимите голову повыше, дышите глубже… вот так. Пойдемте вот туда, — он повел меня к небольшому пригорку, ощетинившемуся дюжиною черных скелетов деревьев.
В самом деле, мне стало немного лучше, как только я поднялся наверх и жадно схватил ртом порыв ветра. Сухостой камыша гулял под его напором, беспорядочно шурша острыми листьями. Луна окрашивала их в серебристые тона — выходило довольно мрачно, но вместе с тем красиво.
Однако что-то в этом хаотичном движении мне не нравилось. Я присмотрелся повнимательнее к очередной волне и понял, что она создана не ветром.
Кто-то — или что-то — мерно, монотонно продвигалось в толще камыша.
Я молча указал на движение Ханжину. Тот коротко кивнул. В этот момент
