Сборник - Городская фэнтези – 2008

Запись двадцатая

Я словно в раю. Когда никого нет дома, я смотрю телевизор. Я снова стал читать хорошие книги. Откуда они у этого недочеловека, зачем? Я принимаю душ. В холодильнике всегда есть еда. Впрочем, я не сильно в ней нуждаюсь. Я очень изменился. Боюсь признаться себе в этом — но, кажется, я больше не человек. Я кто‑то другой. Вылупившийся из старой оболочки — так бабочка выходит из кокона.

Я — человек‑невидимка.

Я могу всё. Мне всё дозволено.

Не боюсь его больше.

Вчера облил его красным вином. Позавчера выкинул в окно бутылку водки. Одному из его дружков отрезал волосы.

Не могу удержаться. Хоть и ругаю себя каждый раз за это.

Он приглашал попа. Тот махал кадилом и кропил святой водой. Обрызгал и меня. Что толку? Я не чёрт. Я — хозяин этой квартиры.

Запись двадцать первая

По ночам наваливаюсь на него сверху и душу. Не даю двинуться. В полночь включаю телевизор на полную громкость. Сбрасываю с полки книги. Рву простыни. Рисую на зеркале разные знаки и буквы.

Он боится, я это вижу.

Когда ложится, оставляет свет в других комнатах. Под подушкой прячет пистолет и фонарик. Всё чаще вызывает себе подружек — при них я веду себя тихо. А сегодня он врезал замок в дверь спальной комнаты. Что ж, даже если он сумеет там без меня запереться, я всё равно смогу стучать и царапать дверь.

Я здесь хозяин!

Я заставлю его отсюда съехать.

Не будет ему никакой жизни!

Запись двадцать вторая

Перестарался.

Но ничуть не жалею.

Только холодок в груди — я убил человека.

Да, он, наверное, заслуживал смерти. Но сейчас мне как‑то неуютно, и тошно, и муторно.

Я лишь хотел выгнать его из квартиры, как он сделал это со мной.

Этой ночью он заперся в спальне, но я был уже там. В два часа ночи я сел ему на грудь. Я душил его, и чувствовал, что ему сниться кошмар. Потом он проснулся. Вокруг была непроглядная тьма, хотя вечером он оставлял включенной лампу на тумбочке. Он захрипел, задыхаясь, вырвал правую руку из‑под одеяла. Ударил ладонью по невидимой кнопке. Но лампа не зажглась. Я выдернул ее из розетки.

Он задергался, пытаясь меня скинуть. Но я крепко держался.

Он вытащил пистолет из‑под подушки. Но я увернулся от выстрела, и выбил оружие из его руки.

И тогда он выхватил фонарь.

Луч света ударил меня в лицо. Я совершенно ослеп, я ослабил хватку. Но он уже не пытался вырваться. Он вдруг весь обмяк, и воздух вышел из него, как из проколотой шины.

У него не выдержало сердце.

Думаю, я знаю, почему. Уверен.

Он увидел меня.

И умер от ужаса.

Запись двадцать третья

Наконец‑то всё кончилось: шум, сутолока, милиция, чужие люди.

Теперь я один. В своей квартире.

Теперь у меня всё хорошо.

Жду. Знаю, что рано или поздно у меня появятся новые жильцы. Я не собираюсь им мешать. Опять займу кладовку. Стану жить тихо, ничем себя не выдавая.

Если, конечно, они будут хорошие люди.

Ну, а если нет… Что ж…

Тогда придется напомнить им, кто здесь хозяин.

Андрей Басирин. Та, что приходит вопреки

1

Мартовское солнце играло в стеклах буфета радужными рыбками. Димур сидел у окна и листал книгу. Время от времени он поглядывал в окно, проверяя: ничего не изменилось? Двор пересекала тройная цепочка следов. Она решительно, словно нож раскройщика, сворачивала к подъезду, а затем бросалась прочь. Девушка в черном топталась у мусорных баков, не отваживаясь войти.

‑ Давай уж, решайся, гил, ‑ бросил Димур вполголоса, ‑ чай прогорчит.

И девушка услышала его. Беспомощно поведя плечиком, зашагала к подъезду ‑ словно в омут бросилась.

Димур налил чаю: себе в пиалу с летучими мышами, гостье в кружку. За спиной уютно гудел холодильник. На белой эмали его дремал игрушечный щенок с магнитами в лапах. К щенку этому гости относились загадочно. Не один, так другой подвешивал зверька на краю пропасти: передние лапы на крышке, задние в воздухе.

Люди опытные скажут, что это крик о помощи.

Димур же считал, что его гости забыли порох господа.

Звонить гостья не стала. Она топталась под дверью, не решаясь войти.

‑ Открыто, ‑ позвал Димур. ‑ Входи‑да, не бойся. Я‑человек говорю.

Замок щелкнул.

‑ Здрасьте. ‑ Гостья придержала сползающий с плеча рюкзачок. ‑ А я к вам. Можно?

Робость различается по возрастам. Бывает детская ‑ озорная, щенячья. Годам к шестнадцати она становится хмурой и насупленной, чтобы смениться очаровательной сутулостью двадцатилетия. Вот как сейчас.

‑ Мне сказали, кроме вас, никто не поможет. Это правда, да?

‑ Правда. Садись, гил, ‑ Димур протянул кружку с чаем. ‑ Звать‑то тебя как?

‑ Тамой. Томкой только не зовите, ‑ предупредила она сердито. ‑ Я вам не собака.

Снег таял на шубке, заставляя мех топорщиться черными иглами. Димур разглядывал третью. Скуластое лицо, удивительно белая кожа, волосы в тон шубке… вернее, наоборот. И ‑ вызывающе розовая прядь надо лбом. И ‑ черные тонкие колготки (хотя по мартовским погодам лучше бы джинсы).

‑ Тама, ‑ проговорил он. ‑ Утро начинается с доброй удачи. Ты ведь не знаешь этого слова, маленькая гил?

Ресницы вверх‑вниз. Тама пожала плечиками и беспомощно улыбнулась.

‑ Садись, Тама, я‑человек говорю. Когда ты сбежала из дому?

‑ Сегодня… сейчас то есть. ‑ Она взяла кружку и осторожно отпила. ‑ Да! ‑ вдруг выпалила она. ‑ Вы же не знаете! Я ночью все поняла. Ну… что я особенная. И куда идти сразу поняла.

Веки Тама чернила густо‑густо ‑ видимо, так полагалось в ее представлении женщинам‑вамп. Утром она ревела, и на щеках остались едва заметные черные полоски.

‑ А чему вы будете меня учить? ‑ спросила она деловито. ‑ Против вампиров, да?.. Или, ‑ понизила голос, ‑ вы темный? Я и темной могу, не думайте! У меня даже вон…

Она схватилась за рюкзачок. Рукав шубки мазнул Димура по пальцам, выбивая пиалу.

‑ Ой!..

Движения его Тама не заметила ‑ таким быстрым оно было. На рукаве Димура, там, куда плеснул кипяток, расплылось влажное пятно. Спасенная пиала дымилась в руке.

‑ Цы‑ыпа. ‑ Тама потрясенно выдохнула: ‑ Вы ее поймали! Но как?!

Димур не ответил. Поставил пиалу на подоконник ‑ подальше от края, от непредсказуемой гостьи ‑ и взял со стола чайничек.

‑ Она у вас любимая, да? Учитель подарил?

‑ Учитель… Я ее украл. У Ян… у одной гил вроде тебя.

‑ Значит, любимая, ‑ отрезала Тама. ‑ А на вид такая уродская, с мышами… ‑ И спохватилась: ‑ Слушьте, а чему вы меня учить будете? Боевке? Ну, в смысле магии боевой?