Макс Армай - Звезда и жернов

Вот так, предаваясь горестным размышлениям, Дхонк и спустился ниже самых глубоких подвалов, туда, где под мощными каменными сводами текла речная протока, известная лишь самому придворному волшебнику и его слугам. Тут же, у крохотной пристани, которую так назвать и язык-то не поворачивался, стояла, привязанная к ней, лёгкая лодка, такая, какую делают обычно луллийцы: широкая посередине, с прорезями в бортах под вёсла, и обшитая снаружи, по всей своей длине, шкурой рыбы-пузыря. Здесь же, на пристани, в бледном свете волшебных фонарей, можно было разглядеть мешки с камнями и, смотанные в мотки, просмолённые верёвки.

Дхонк немного потоптался возле лодки, собираясь с духом, а затем, громко крякнув, спустил пару мешков в лодку и привязал их к двум скамьям — спереди и сзади. Лодка сразу же сильно осела, едва не черпая воду бортами. После этого луллиец осторожно вновь вылез на пристань, откуда решительно нырнул в воду. Подлыв к лодке, он весьма ловко, одним движением, перевернул её вверх дном, явив взору высокий, совсем не речной киль. Выбравшись опять на пристань, он достал из кармана маленькую коробочку и, взяв из неё щепотку какого-то порошка, сунул его себе в рот. Затем он спустил в воду ещё пару мешков с камнями и привязал их точно также, как и первые два, отчего лодка теперь уже совсем скрылось под водой. Тогда Дхонк нырнул сам и, оказавшись внутри судёнышка, уцепился за переднюю скамью. Привязав себя к ней, он стал, как мог быстро, грести ногами. Лишь почти незаметная рябь скользнула по поверхности воды, и, глядя на неё сверху, ни за что нельзя было догадаться, что там, в глубине протоки, что-то движется.

Прошло совсем немного времени, и лодка благополучно добралась до реки. И когда течение подхватило её и неспешно понесло прочь от погибающего города, Дхонк, наконец, позволил себе расслабиться и, положившись на волю реки, вновь предался скорбным размышлениям.

— А скажи, нкапи, что это за приятные духи, которыми ты пропитывал свой дрянной платок? Это когда мы были в том ужасном подземелье? — склонился Хайес к айвонцу, пустив своего коня вровень с конём волшебника. Солнце успело уже изрядно вскарбкатся на безоблачную спину неба, и становилось заметно жарко.

— Ах, арвер! Я полагаю, что тебе этого лучше не знать, — отмахнулся Оссу Та.

— Ну, а всё же? — допытывался Хайес.

— Хорошо. Ты сам спросил, — недовольно сморщился айвонец, чуть отъезжая в сторону. — Это не духи, а чудесный эликсир (причём, заметь — без капли волшебства!), позволяющее изменять восприятие запахов таким образом, что главенствующий в ансамбле ароматов запах ощущается, как наиболее приятный для данного дэкамэ. Разные дэкамэ будут ощущать и разные ароматы.

— Ага! — кивнул слегка озадаченный Хайес. — Ну, а из чего же они? Поди из какого-нибудь редкостного цветка, ореха, или ещё какого растения? А? Нкапи?

Оссу Та раздражённо зыркунул на рыцаря и, нехотя, ответил:

— Нет, арвер. Тут ты ошибаешься. Этот эликсир не из ореха, и уж точно не из цветка!

А затем вновь замолчал. Хайес весь как-то напрягся, словно бы уже предчувствуя что-то недоброе, и немного угрожающе изрёк:

— Ну-у-уу? Говори уж, раз начал!

Айвонец чуть поёрзал в седле и, слегка втянув голову в плечи, сообщил:

— Они из мочи имарского болотника.

— Что-о?! Из мочи?! — словно раненный вепрь взревел рыцарь. — Да как ты смел, книжная твоя душонка, заставлять меня совать себе в нос чью-то мочу! Да я тебя за это утоплю в ближайшем же нужнике! Слышишь, ты…

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Рин, услышав столь забавную историю. — Вот так духи! Хорошо ещё, что вы, господин Даггемо, не одолжили их у волшебника и не преподнесли какой-нибудь даме сердца! Вот уж смеху-то было б!

— Попридержи язык, юнец! — огрызнулся на него Хайес. — Потаскался б ты вместе с этим затейником с моё! Небось тогда по-другому бы запел!

— Да не сердитесь вы, ради Всесущного, господин Даггемо! — попытался умерить обиду рыцаря Рин. — Ведь волшебник же старался вам помочь! Разве вина лекаря, если лекарство приходиться больному не по вкусу? — и подъехал к Оссу Та с другой стороны. — А скажите, уважаемый господин волшебник, отчего же моча этого самого животного обладает столь удивительным свойством?

Оссу Та с приятным удивлением посмотрел на него и ответил:

— От чего, любознательный юноша — я не знаю. Но зато знаю — для чего! Имарский болотник, там, где он опрожнил свой мочевой пузырь, имеет обыкновение подстерегать свою жертву. Добыча улавливает приятный для себя запах и идёт прямо в расставленную на неё засаду. Только и всего.

— Удивительно! — покачал головой Рин. — Чего только не бывает в мире, по воле Всесущного! Иной раз и в толк не возьмёшь — зачем ему это надо было?

— Всё, созданное в мире, по воле Единого, когда-нибудь находит своё применение! И если что-либо нам пока не ведомо, то это лишь свидетельствует о собственной нашей скудости пред истинной мудростью того, кто и является подлинным источником всего сущего в этом мире! — глубокомысленно изрёк Оссу Та и видимо, обрадовавшись, что наконец-то нашёл себе благодарного слушателя, тут же продолжил. — Между прочим, юноша, у имарского болотника есть и ещё одна интересная особенность. Уже давно известно, что у этого животного всегда рождается однополое потомство: все — или же самки, или же — только самцы. Если год будет засушливым — то это всегда бывают самцы. А если прохладным и дождливым — то непременно нарождаются лишь самки. Почему это так, объяснить, в принципе, можно, но…

— Тихо, нкапи! — прервал речь айвонца Хайес, приподнимаясь в седле и тревожно вглядываясь вперёд. Следом за ним и Рин устремил туда свой взор: по выгоревшей на солнце траве к ним, во весь опор, скакали двое шоэнов, высланных Хайесом вперёд, в качестве авангарда.

— Рэ ко самэ, сэду ирм авкару! Оку ланэ! А эф ирнс одорэ ама! Рэ эф со мар![28] — наперебой затараторили они.

— Проклятье! — рыцарь встревожено оглянулся. Справа от них, полого вниз и пересекая ту самую дорогу, далеко тянулось ровное, как скатерть, поле, укрыться на котором было решительно негде. Поворачивать же назад было и того хуже, ибо уж там-то их точно ждала верная гибель: двое шоэнов, которых он, во время короткого привала, отправил назад, дабы выяснить насколько далеко они оторвались от опасности, вскорости вернулись, сообщив, что войско кавала, с невероятной скоростью движется в их сторону по этой же дороге. Хайес был очень высокого мнения об армии кавала, равно как и о нём самом, но, всё же, подобной прыти, даже он не ожидал, а потому был вынужден, так и не дав толком отдохнуть лошадям, вновь устремиться в путь. Оставалось только одно — прижаться к самой реке, туда, где берег заканчивался высоким обрывом, и, средь разбросанных, редких валунов росли хоть какие-то деревья. Возможно, если берег будет не слишком крутым, то им даже удасться спуститься к реке и переправиться на другую её сторону. А если дело окажется совсем худо, то им придётся оставить лошадей, и спуститься без них. Но в любом случае им следовало торопиться, ибо уже в самое ближайшее время, прямо здесь, они окажутся зажатыми между двумя армиями: армией кавала и, наверное, армией короля Имрии, спешащего на помощь осажденному Индэрну.