Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы (СИ)

— Низко пошёл, видать к дождю, — донеслось до меня.

Признаю, чувство юмора у Миледи есть. Извращённое, но тем не менее…

Тело встретило болью.

— Писец, — прогнав через глотку морского ежа с тысячей иголок, прохрипел я, открывая глаза.

Пожалуй нет смысла описывать ту свистопляску, закружившуюся вокруг меня, стоило мне открыть глаза и произнести название одного северного зверька, которого обычно никто не видит, несмотря на его ближнее нахождение. Включите фантазию, уважаемые читатели, и вам станет понятно, от чего обычно спокойная Поппи Помфри начала рычать и кидаться на всех встречных — поперечных. Довели мадам колдомедика, до белого каления, довели, ироды. Авроры, министры, родственники, журналисты, Дамболдор и Снейп. Куда же без последних. Эта парочка — гусь и гагарочка, в каждой бочке затычке. И если первый лезет во все дыры по призванию и велению души, то второго пихают в них вопреки желаниям. Кто бы его ещё спрашивал: позволил опутать себя клятвами и обетами, так работай раб, солнце ещё высоко. Ах, в Англии оно село? Ничего, зато в Америке встаёт над горизонтом.

Озверевшая Поппи пинками гоняла публику, а я терял нервы и зарабатывал седые волосы, уговаривая Гермиону и Генри навестить родных. Каникулы не вечные, умирать я больше не собираюсь, как‑никак свежа память о пендале животворящем авторства Вечной Леди, поэтому, девочка и мальчик, я вас люблю, но папы и мамы любят вас не меньше болезного пациента из школьной реанимации. Навестите родных, порадуйте их на Новый год! А я торжественно клянусь, что из палаты ни ногой! Ещё бы я ногами ходил, с двумя переломами позвоночника‑то. Как бы им ещё объяснить, что я боюсь за них. Страшно мне их оставлять наедине с двумя затычками, о которых было сказано выше. Долго ли, коротко ли — уговорил. Поппи, получившая в помощь пару разбитных девиц и парней из Святого Мунго, клятвенно заверила сомневающуюся невесту, что глаз с меня не спустит и будет лелеять, как родное дитя. Наградив меня косым взглядом, в котором свозили серьёзные сомнения, Гермиона пошла собирать манатки. Генри смылся минутой ранее. Вскоре ребята вернулись попрощаться и воспользоваться больничным камином, доступ к которому им открыла мадам Помфри.

Стоило другу и невесте удалиться, как я насел на больничных сиделок с требованиями показать заклинания, с помощью которых убираются, скажем так, продукты жизнедеятельности. Помфри и сиделки долго отнекивались, пока не начал рычать уже я — убрать за собой дерьмо и прочее я должен и могу сам! У меня сломан и повреждён позвоночник с нервным столбом, а не магическое ядро! То, что я не чувствую ног и задницу, не значит, что я не почувствую запах, буде у меня расслабится сфинктер. Так что показываем, пока я не начал орать благим матом. Уболтать их оказалось проще, чем Гермиону, та согласилась с моими доводами через два часа, больничные работники сдались через тридцать минут. Покладистость Поппи и её поддержка в выдворении мелких добровольцев объяснялась просто: в силу определённых причин, пока пациент находится без сознания, к нему нельзя применять некоторые медицинские заклинания и техники, ведь магия в них настраивается и опирается на магическое ядро волшебника, которое подпитывает применённую целителем технику. Забаррикадировав дверь и заблокировав камин, Сметвик и Помфри принялись священнодействовать, интерны и сиделки работали на подхвате. Мою тушку, по брови накаченную обезболивающими зельями, левикорпусом подвесили между полом и потолком. Потом, под маты и попытки прикрыть целой рукой срам, лишили одежды (понятно, почему Поппи выпихивала Гермиону, рано той смотреть на голых парней и слушать трёхэтажные конструкции, Генри удалили по второй причине — такой хороший мальчик, нельзя его учить плохому). Дабы пациент не матерился, его мило заткнули силенцио. Третьим этапом, закрепив тело в силовом контуре, целители совершили подвиг Гилдероя Локхарта, которым он прославился в каноне, то бишь точечно удалили сломанные позвонки и осколки костей, благо до рук и ног не добрались. С них станется. Хорошо, что интерны постоянно обновляли силенцио, иначе они узнали бы о себе много нового и приличными в этих словесных конструкциях были только «и», «в» и «на». Я бы ещё не отказался от зелий, ибо боль была нестерпимая, даже не знаю, с чем её сравнить и как описать. Осторожно обмыв меня тёплой водичкой из кончика волшебной палочки, и протерев место укола обычным спиртом, Поппи сделала внутримышечную инъекцию костероста. Укол в спину не почувствовался от слова «совсем», «прелесть» колдомедицины в полный рост я осознал ночью. Колдомедик хихикнула, как девочка, когда увидала мою реакцию на одноразовый пластмассовый шприц, емкостью пять миллилитров, в своих руках. Честно признаюсь, маггловские инструменты произвели на меня большее впечатление, чем все магические процедуры до этого.

Закончив с удалением позвонков и уколами, меня вновь напоили какой‑то гадостью со вкусом прокисших носков и цветом детской неожиданности. Ещё какое‑то зелье сразу магически переместили в желудок, ибо ни один нормальный человек выпить подобную гадость не в состоянии. Я, наивный, ожидал, что меня вернут в постельку, но ни разу не угадал. Висеть между полом и потолком, матерясь и подвывая в душе от «неземных» ощущений, сопровождавших действие костероста и подсвечивая голым задом, пациента оставили до утра. Утром был новый осмотр и повторные уколы. Выл я до вечера. Вечером сняли лубки с руки и ноги, обмыли, одели трусы, и поместили в ванну с чем‑то напоминающим желе. Окунувшись в тёплую субстанцию, я забылся мёртвым сном, вырубившись на сутки. Что со мной делали в это время я не знаю и знать не хочу, так как проснулся уже в нормальной постели с больничными печатями на подушке и простыне (повеяло ностальгией по России), ног и задницу я по — прежнему не ощущал, зато тугой корсет, стягивающий грудь — вполне. Кости лечатся быстро. Восстановить повреждённые нервы и вернуть им чувствительность намного сложнее. Помфри обещала уложиться в месяц, самое сложное позади, кризис миновал, а дальше дело техники и мастерства целителя. А пока она дарит мне персональную палату, именную кровать с личными сиделками и неусыпной охраной. К сиделкам не приставать, охрану не будить. С остальным будем разбираться по ходу пьесы. Ещё она заказала инвалидное кресло с магическим моторчиком, это чтобы я не мучился, накручивая колёса. В роли моторчика выступает лопоухий эльф в зелёной тоге с эмблемой Мунго. Праздновать новоселье я отказался, чай не мэнор подогнали, мунговского эльфа на пинках выгнала Малышка Ниппи, мол, де она не может доверить любимого хозяина какому‑то приблуде, пусть он даже из больницы и лично обласкан и облобызан главным целителем Сметвиком. Здесь ему не там, пусть валит, пока уши не оборвали. Ишь чего удумал, хозяина в инвалидном кресле катать, будто без него это делать некому. Община хогвартских эльфов единогласно поддержала начинания Ниппи, организовав круглосуточный график дежурств. Каждый эльф стремился и почитал за честь хоть раз поработать «моторчиком». Энтузиазм у лопоухих просто зашкаливал. Не знал, что я так популярен у трудолюбивого народца. Приятно, черт возьми. Не было бы счастья, да несчастье помогло.