Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)
- А часто бывает, что...
- Канат рвется? - почти весело поинтересовался паромщик. - Бывает. Тут главное пристать к берегу до владений герцога Нового Энгольда. Если окажемся на его земле без уплаты пошлины - там нас разденут, ограбят, изобьют и засадят в тюрьму. Ее, пожалуй, по кругу пустят, - ехидно посмотрел он в сторону Ирмины. Сквитался. Но Ирмина была не из тех, кого просто запугать.
- Да тебя тоже - не откажутся, - фыркнула девчонка. Соседи по парому захохотали, паромщик надулся и замолчал. Остаток пути проплыли в гробовом молчании.
Паром ткнулся в небольшую пристань на острове реки. Остров был большой, заросший лесом, но через него, ни дать ни взять к другому парому, вела широкая тропа. Путники спрыгнули на хлипкий настил (только один толстяк промахнулся и под общие смешки оказался по пояс в воде и тине) и двинулись по тропе через остров.
- Что это ты язык распустила? - напустился на Ирмину Моррест. - Хочешь, чтобы нас обоих в тюрьму засадили? Больно ты языкаста для...
Ирмина белозубо усмехнулась и чмокнула Морреста в щеку.
- ...рабыни? Подумаешь, беда какая! Да что он, Император, что ли, всех помоить?! Знаю я таких, когда в постели, ничего толком не могут, но гонору... Вот как папаша мой!
Моррест покраснел. Не Олтана, невольно подумал он. Этой палец в рот не клади, а язычок острый, как кинжал. Наверное, не стоит сравнивать двух женщин, но иначе отчего-то не получается. При всех различиях есть у них что-то общее. И выговор - один в один. Если Нэтак - тот самый, она землячка Олтаны, а значит, и Эвинны. "Да что за фигня, - подумал Моррест. - Как встречаю тут девчонку, она из этого... Гремящего Ручья, оказывается! Осталось только с Эвинной шуры-муры замутить!"
Моррест не знал, кто ему больше нравится, и это пугало. То ли спокойная, добрая, но давно смирившаяся с судьбой, и в то же время оставшаяся стеснительной деревенской женщиной, Олтана. То ли жизнерадостная, ершистая Ирмина. Девчонка, которая привыкла жить сегодняшним днем и не горевать о несбывшемся, которая во всем находила хорошее, а плохое или не замечала, или высмеивала - опять же, не задумываясь о последствиях. Наверное, понимала, что собственность портить никто не будет, и потому ее не убьют и не искалечат, а что касается порки... Выпороть раба или рабыню, как успел убедиться Моррест, тут могли и ради удовольствия. Значит, и нет смысла особо заискивать перед свободными.
- Что ж ты их не послала? Сбежала бы, кому сейчас ловить...
- Да, а как я буду кормиться? Тем же самым, но без крыши над головой, и при этом любой мог бы меня убить и ограбить. Или, что еще хуже, вернуть хозяевам.
- Ты же многое умеешь!
- Ничего такого, что не умела бы любая другая, - произнесла она. - Это вы, господин, как... не от мира сего.
"Знала бы она, что угадала, - модумал Моррест. - Интересно, решила бы, что ее обманом похитил демон?"
- Ну ладно, а Нэтак-то интересовался, как ты, где ты?
- Зачем? Он на выпивку получил - получил. Что еще надо?
Видно было, что девчонка нисколько не переживает по этому поводу. Или переживает, но виду не показывает. Впрочем, скорее первое: она из тех, кто говорит, что думает, и уж потом думает, что говорит. Может, попробовать научить ее читать, а потом дать что-нибудь историческое, скажем, тексты настоящего Морреста ван Вейфеля. Что бы она сказала, узнав, как врут историки?
Моррест хранил молчание. А вот Ирмина была неспособна держать язык за зубами больше нескольких мгновений. Убедившись, что хозяин не собирается расспрашивать дальше, но и не желая раздражать хозяина, девчонка принялась негромко напевать в такт шагам. Моррест прислушался и обомлел. Песня была памятна еще по "Сказанию" - конечно, в виде неуклюжего подстрочника, чернового перевода. По-сколенски она звучала куда приличнее, были в ней и ритм, и рифмы, и чувства - прежде всего ненависть к врагу и презрение к предавшему страну правителю. Моррест не сразу осознал, в чем разница. Разница была в имени Императора. Не Кард. Арангур.
Дворец огромный императорский - Остров роскоши в море нищеты. И приехал король алкский Амори Переговоры свои вести.
Принимал его Император, Как слуга - своего господина. И забыл Арангур, видно, напрочь, Что слугой императорским был он.
И накрыли столы золоченой Изукрашенной посудой царской, И за пиром хмельным и веселым К Императору алк обращался.
Говорил король алков Амори, Что пришла, мол, нынче, пора Забыть то, как все было ранее, Чтобы "завтра" сменило "вчера".
И что он, сколенский Император Понять должен раз навсегда, Что Империя умирает, Воскресить ее вновь нельзя.
"Потому прошу, ваше величество: Вы от титула отрекитесь, И то, что умереть все равно должно, Вы добейте и похороните..."
До сих пор мелодия была спокойная, сдержанная, даже немного ленивая - она точно передавала обстановку чинного, казенно-аккуратного и скучного официального пира. Но вот она взорвалась яростью, как призыв боевой трубы, как лязг мечей и ржание боевых жеребцов. Теперь в песне звучал надлом, звенела злость, непокорность, жажда схватки с врагом - и жгучее бессилие.
...Но ведь это сказал тебе враг озлобленный, Которому хочется завоевать, Сколен, тот, что три века мы строили, За который пришлось меч поднять!
И теперь за него сражаются Твои преданные бойцы... Не сдавайся врагу, Император, А на битву с ним нас веди!
Бить и гнать ошалевших от крови, Грабежей, насилий, пожаров! Ведь был Эгинар-император воином, А ты - наследник Эгинара.
Чтоб навек запомнили захватчики, Как вторгаться в твою страну... ...Но зачем трусу сан Императора? И ответил он: "Да, отрекусь..."
- Слушай, откуда ты знаешь эту песню? - спросил Моррест. - И причем тут Арангур?
- Да у нас тут ее все поют. А причем Арангур... Я точно не знаю, в чем там было дело, но, говорят, именно из-за этой суки Амори стал королем.
- Но он же воевал на севере, говорят, чуть сам Крамар не взял...
- Слушай, ну я что тебе, хронист какой? Может, другой какой Арангур, их же четыре штуки было!
Моррест понял, что сам ошибся. Арангур Третий и правда был великим императором, собственно, последним, по-настоящему достойным своего титула. Всю жизнь в походах провел, чуть-чуть не объединил весь Сэрхирг в одном государстве. Как-то не вяжется это имя с отречением. Может быть, первый Арангур - "святой император" для арлафитов и кровавый отступник для всех прочих? Да нет, тот тоже погиб в бою, не прося пощады. Но был еще и Арангур Четвертый, второй ребенок в семье Арангура Третьего. Старшая дочь, Арелья, скончалась в Великую Ночь - мороз, воспаление легких, гроб. Так вот, именно Арангур Четвертый признал Амори независимым правителем, а потом и его завоевания. Он умер на следующий год после Кровавых топей, передав кастрированную Империю нынешнему Императору Валигару. Тоже, в общем, ничтожеству. Ну ладно, пусть опозорившийся Император оказался посмешищем для своих подданных. Но откуда это знает неграмотная девчонка-рабыня? Любопытство пересилило осторожность, и Моррест задал вопрос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});