Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
— Вот ты придурок, — Ника зашла в комнату. — Ещё в унитаз загляни. Вдруг там Караев самолично прячется.
— Владимир Иванович велел всё тщательно досматривать, Ника Павловна, — Петренко сделался серьёзным и даже важным. — И майор Бублик тоже.
— Дурак твой майор. Иначе кого-нибудь поумней бы ко мне приставил. Кто хотя бы в состоянии моё новое имя запомнить.
«И кто не подставляется так по-глупому», — добавила она про себя, вспомнив, как долбанула майора по голове лампой.
Петренко на неуважительные слова о своём майоре, кажется, даже обиделся. Слегка насупился и принялся убирать пистолет в карман.
— А у тебя, Петренко, настоящее хоть оружие, боевое? — не унималась Ника. — Или тебе не доверяют?
— Боевое, — буркнул Петренко.
— А научи меня стрелять, а?
Просьба вышла спонтанной и совершенно детской, как, впрочем, все её слова и фразы, которыми она постоянно и непонятно почему цепляла весь день Петренко, то ли пытаясь вывести его из равновесия, то ли стремясь сорвать на нём свою злость за вынужденное бездействие, за то, что её как ценную бандероль перенесли из одного места в другое, не забыв при этом приставить охрану. Ника даже не думала, что Петренко согласится или хотя бы согласится так быстро, но уговаривать парня долго не пришлось.
И поэтому с утра — сегодня они работали в вечернюю смену — Петренко, постучавшись условным стуком, ввалился к ней в комнату, красный и важный. Его короткие светлые волосы были аккуратно приглажены и уложены на косой пробор, он их намочил или чем-то намазал, чтобы они не топорщились в разные стороны, отчего круглая голова Петренко стала похожа на ночную вазу с такими же круглыми, приставленными с обоих боков ручками. Ника едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Впрочем, как только началось само «обучение», смеяться Нике расхотелось, зато всё чаще и чаще возникало желание пристукнуть парня за его маловразумительные и косные объяснения.
Но всё же — тут надо было отдать её «учителю» должное — Петренко был на редкость терпелив, ни разу не сорвался, не повысил голос. Будь на его месте Кир, тот бы уже раз пятнадцать взорвался, накричал, а потом… Ника мотнула головой, отгоняя это «потом», потому что не было у неё никакого «потом», с её Киром не было.
— Хорошо, я поняла про курок, — сердито остановила она Петренко, который продолжать нудеть чего-то про самовзвод. — Давай дальше.
Дальше, насколько Ника поняла, нужно было принять правильное положение. Подстёгиваемая нетерпением, Ника с удовольствием бы этот этап пропустила — в кино стреляли, ничем таким особо не заморачиваясь, выхватывали из-за пояса пистолеты и палили в разные стороны, — но Петренко был неумолим.
— Надо, Ника Павловна, правильно встать. Вот так. Голову держите прямо, ноги на ширине плеч. Можно одну ногу поставить вперёд, для устойчивости.
— Да зачем? Я и так на ногах нормально стою, — Ника рассерженно тряхнула кудрями. Волосы она забыла перетянуть резинкой, и теперь они падали на плечи, на лоб, мешали, а она вместо того, чтобы убрать их, только отбрасывала назад нервным, раздражённым движением.
— Потому что отдача, Ника Павловна. У любого оружия она есть. Поэтому встаньте так. Ну не хотите ногу вперёд, просто чтоб они на ширине плеч были тогда. Такую стойку называют равнобёдренный треугольник.
— Какой треугольник? — Ника оторопело вылупилась на Петренко.
— Равнобёдренный, — смутившись, повторил тот.
— Петренко, тебя что твой Бублик стрелять учил? Равнобёдренный…
По тому, как Петренко залился краской, так, что даже шея покраснела, Ника поняла, что угадала — точно Бублик. Только у него соколики стреляли в позе «равнобёдренного треугольника». Теперь и она, Ника, будет. Если придётся…
— Ладно, дальше, — сжалилась Ника над сконфузившимся парнем. — Теперь чего?
— Теперь это… берите пистолет. Обоими руками.
— Обеими, — машинально поправила Ника.
— Ну да… обеими… лучше обеими, там потому что отдача…
В чём-то Петренко Нике было даже жаль. Шестое чувство сигналило, что парень не просто так вызвался в телохранители и сейчас терпел все её фырканья и насмешки. Тут была личная симпатия, а, может быть, и больше чем просто симпатия. По большому счёту он ещё тогда, когда Ника сидела запертой у себя в квартире, выказывал ей знаки внимания — таскался каждые полчаса с вопросами, не нужно ли ей чего, терялся и краснел как рак, когда ему приходилось сопровождать её до туалета или до ванной комнаты, пытался наладить разговор, оставшись с ней наедине. Один раз даже решился спросить, что она читает, увидев книгу в её руках, а она, не задумываясь, выпалила ему в лицо: «Как убить придурка, который задает идиотские вопросы. Тысяча и один способ». Больше он к ней с расспросами не лез.
— Указательный палец ложьте сюда. На спусковой крючок…
От слова «ложьте» Ника непроизвольно поморщилась, но поправлять уже не стала. Толку-то. Всё равно после Бублика она бессильна.
— …а большой поднимите выше, он не должен мешать. А вторую руку вот так. Чтоб она у вас другую как бы поддерживала…
Парень встал сзади, нерешительно прикоснулся к её локтям, помогая поднять пистолет на нужную высоту. Ника почувствовала, как подрагивают его пальцы. Память отозвалась воспоминаниями о других руках, крепких, сильных, вернула ей боль, которая миллионами острых иголок впилась в тело, разрывая его на части.
— …я просто покажу, как держать правильно… — подрагивающий шёпот Петренко раздавался над самым ухом. — Вы не думайте чего, Ника Павловна, я это… Вы цельтесь. Совместите сначала целик и мушку, а потом… мишень… и глаз левый закройте, вот так…
Ника сжала зубы, навела пистолет на мишень — пластиковый лист, пришпиленный к двери. На глаза навернулись слёзы. Мишень размазалась, поплыла, превращаясь в мутное, неровно качающееся пятно, трансформировалась в острое, ястребиное лицо Караева, и Ника медленно нажала на курок…
* * *— У вас уже совсем хорошо получается, Ника Павловна. Товарищ майор уже бы точно разрешил от теретической части переходить к боевой…
— От какой части, Петренко? —
