Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
Понимание того, что происходит, пришло мгновенно. Караев в два шага преодолел небольшую столовую, вырос перед мальчишкой и глухо скомандовал:
— Руку!
Идиот затряс головой, капля слюны, повисшая на подбородке, сорвалась, отлетев в лицо полковника. Караев брезгливо поморщился, быстро вытер щёку и тут же схватив мальчишку за ту руку, в которой он что-то прятал, и резко дёрнул на себя. Шура тонко заверещал, разжал ладошку, и сверкающая серёжка бесшумно упала, запутавшись в мягком ворсе тёмно-коричневого ковра.
Серёжку Караев сегодня утром отобрал у горничной Ставицкого — домашнюю прислугу он допрашивал лично. После того, как Верховный перебрался в апартаменты Савельева, прежних приходящих горничных уволили и наняли новых. Тимур собственноручно отбирал персонал, и, если бы вдруг выяснилось, что кто-то из прислуги помог девчонке сбежать, это бы бросило тень на него самого.
Впрочем, тень всё же была брошена…
То, что женщина врёт, он понял сразу по тому, как нервно она сжимала в замок короткие узловатые пальцы. Первая мысль была: неужели он напал, нащупал след, и девчонка почти в его руках, но всё оказалось прозаичнее. Он даже не сразу понял, о чём зашла речь.
— Я подумала, господин полковник… я не хотела, — сухие щёки женщины вспыхнули лихорадочным румянцем.
— Что вы не хотели? Говорите яснее.
— Я брать себе не хотела. Я бы отдала… Господину Верховному отдала… Я хотела отдать, господин полковник.
Невнятное бормотание этой бабы раздражало. Караев сделал знак капитану Рыбникову. На допросы он предпочитал брать его — Рыбников действовал быстро и точно, бил грамотно, рассчитывая силу удара и безошибочно определяя нужную степень воздействия. Его никогда не останавливало, кто перед ним: мужчина, женщина, старик или ребёнок, и это отсутствие ненужных эмоций и жалости всегда давало нужный результат.
Горничная тоже правильно определила его жест, вся бестолковость разом слетела с неё, и она, всё ещё суетясь, но уже хотя бы не путаясь в словах, полезла в карман форменного платья, достала платок и протянула его полковнику. Руки её подрагивали.
— Что это? Разверните.
Платок, вернее даже не платок, а салфетка была несвежей, в разводах и пятнах (наверно, ею протирали зеркала или стекло), и заворачивать в неё украшение, показалось не столько неуместным, сколько оскорбительным, словно эти пятна от моющего средства или ещё от чего могли запачкать хрупкую снежинку, сияющую точёными тонкими гранями, заставили бы потускнеть синие и голубые камни, рассыпанные причудливым и выверенным узором.
— Она лежала под трюмо, в прихожей, — торопливо объясняла горничная, косясь на капитана Рыбникова. — Закатилась за ножку, её и не видно было. А я полы мыла, чуть сдвинула, а она как сверкнёт. Я хотела отдать, господин полковник… я бы отдала…
Чёрт его знает, сколько эта серёжка пролежала там, под трюмо. Её могли потерять и вчера, и неделю назад. Это мог быть след, а мог быть тупик.
Вопросов было больше чем ответов, но единственное, что Тимур знал точно: серёжка не принадлежала Нике Савельевой, у девчонки даже уши были не проткнуты, он, привыкший подмечать любую мелочь, это помнил. Конечно, на всякий случай он ещё раз перетряхнул все украшения и драгоценности, что были в доме: и те, которые остались в девчонкиной спальне, и те, которые хранил в сейфе Савельев — всё, что осталось от покойной жены. Вторую серёжку он не нашёл.
Караев нащупал запутавшееся в ковре украшение, аккуратно освободил замочек, зацепившийся за нитки, взял серёжку двумя пальцами, бережно, словно боялся сломать.
Она действительно выглядела хрупкой — как настоящая снежинка, Тимур видел такое лишь однажды, в детстве, когда с пацанами лазал ночью на рыбацкий пирс. Был конец ноября, и старшие парни подбили их, малолеток, на спор: кто дольше продержится без тёплых курток вне стен Башни. Вадя Бриллиант и ещё один местный авторитет с их уровня, имени которого Караев теперь не помнил, зато которого сам собственноручно пристрелил полгода назад, делали на них, желторотых идиотов, ставки — деньги на кону стояли немалые, но ничего этого Тимур тогда не знал. Хотел только одного — продержаться дольше всех. Стоял, сжав кулаки и отбивая зубами частую и звонкую чечётку. Что-то орал Вадя Бриллиант, видимо, подбадривая его — он ставил на Тимура, — гоготали Вадины шестёрки, а потом всё разом смолкло, и с неба повалил тихий снег. И в свете, льющемся сверху из окон Башни, танцевали золотые снежинки…
— Тимур, откуда у тебя эта серёжка?
Маркова уже отвела куда-то своего захлёбывающегося слезами недоумка и вернулась назад. Она смотрела на маленькую серёжку в его руках, очень странно смотрела, и Караев, первым желанием которого было послать подальше и эту плоскую, высохшую бабу, и её выродка, который рылся в карманах его кителя, вдруг передумал. Схватил её за запястье, с силой сжал, так, что она сдавленно охнула, притянул к себе.
— Ты знаешь, чья она?
— Да. Отпусти. Отпусти, Тимур. Пожалуйста. Я знаю, знаю.
Он медленно разжал пальцы, и Ирина тихо, как будто боялась, что их подслушают, заговорила.
— Это серёжка Анжелики Бельской. Я точно знаю. Это семейная реликвия и это парное украшение.
— Что значит парное? — поинтересовался он.
— Наши бабки были родными сёстрами, близнецами. Они родились ещё до потопа, на земле. Семья Бельских никогда не была бедной, даже более того, они были очень богаты, очень. Мой прадед, Бельский Ивар Эдуардович, наш с Анжеликой прадед, — Ирина произнесла имя Анжелики злым, свистящим шёпотом. — Он вложил в проект Башни все свои средства. Он верил в этот проект. Он привнёс в него не меньше, чем Алексей Андреев, он…
— Ближе к делу, — перебил её Караев. Какой-то далёкий и давно померший Ивар его не интересовал. Маркова от его окрика стушевалась, вжала голову в узкие плечи.
— Да-да, Тимур. Я короче… я сейчас. Девочки. У него родились девочки, дочери. Кристина и Элиза. На рождение было заказано два одинаковых комплекта серёжек. Из белого золота, в виде снежинок, украшенные бриллиантами и синими сапфирами. А по центру — голубой индийский алмаз в один карат. Это очень дорогое украшение и, разумеется, не фабричная штамповка. Такие вещи, как правило, штучные, и их передают из поколения в поколение.
