Цветы в Пустоте (СИ) - Сергеева Александра Александровна

　　 — Глупый, — вздохнул он и притянул его к себе, поглаживая по голове и спине. — Это не наказание. Это отпуск. Очевидно, что тебе просто необходим отдых. Ты ведь любишь природу, верно? Тебе должно стать лучше здесь. Я вернусь за тобой через месяц. Или раньше, если тебе что-то понадобится. Я починил твой маячок и немного его подкорректировал, так что теперь я найду тебя без проблем. Ничего не бойся, хорошо? Я прилечу по первому твоему зову.

　　 Он ненавидел, когда голос его против воли начинал звучать так нехарактерно мягко, но ничего не мог с этим поделать. По-другому разговаривать с этим больным несчастным ребёнком просто не представлялось возможным. К тому же, это действительно возымело эффект: Сильвенио немного расслабился в его руках, перестал так испуганно дрожать, взгляд его стал чуть более осмысленным. Аргза, не сдержавшись, наклонился, припал закрытыми губами к синей макушке, уже не такой пушистой после пребывания в кладовке.

　　 — Можешь уже меня отпустить, — напомнил он, отстраняясь сам.

　　 Сильвенио тяжело сглотнул появившийся в горле ком и послушно отошёл на шаг, показывая, что согласен перетерпеть этот нежданный-негаданный отпуск. Улетал Аргза в каком-то несвойственном ему смятении.

　　 Месяц прошёл как в тумане: Аргза спал, ел, пил, грабил, заключал сделки — и вроде бы совершенно не думал о Сильвенио, ему не было посвящено ни одной конкретной мысли. В то же время сам образ Лиама почти беспрерывно маячил где-то на фоне сознания, заставляя Паука не улетать далеко от Кси-Браша и крутиться поблизости. Лиам не позвал его ни разу, сигнал от маяка чинно оставался в пределах заповедника и не угасал, настроенный на жизненные показатели носителя ошейника. Всё было спокойно и хорошо — настолько, что хотелось побыстрее закончить с этим ожиданием.

　　 Когда он вернулся на Кси-Браш, там было солнечно и почти жарко. Сигнал провёл Аргзу сначала через небольшую цветущую рощицу, затем — вдоль берега озера. Ещё прежде, чем тёмная точка на светлом песке преобразовалась в одинокий человеческий силуэт, Аргза убрал дисплей с сигналом, уже зная заранее, что не ошибся.

　　 Сильвенио лежал на песке, обнажённый по пояс, и улыбался припекающему солнцу, закрыв от удовольствия глаза и раскинув руки в стороны. Бинт с правого запястья был уже размотан и вызывающе торчал из кармана расстеленной рядом рубашки, оставшейся ещё из памятного бара, где Лиам работал официантом. Аргза полюбовался открывшимся ему зрелищем какое-то время, не желая спугнуть очарование картины, а потом сел рядом и хозяйски провёл ладонью от его живота до щеки.

　　 — А если бы это был какой-нибудь посетитель этого чёртова заповедника, решивший коварно совратить вылезшую на берег невинную русалку? — поинтересовался он насмешливо, изо всех сил пытаясь сдержаться и не наброситься на эту "русалку" сейчас.

　　 Тот потёрся о его ладонь щекой, как кот.

　　 — Я знаю звук вашего корабля, сир, — отозвался Лиам тихо, открыв глаза и посмотрев прямо на него. — И я знаю ваши руки…

　　 Его взгляд, его умиротворённая улыбка, его расслабленные движения — всё опять было абсолютно новым. Аргза всматривался в него, как мог, но так и не находил отголосков ни прежней затравленности, ни душераздирающего отчаяния. Очевидно было, что в Сильвенио снова произошёл резкий перелом — вот только теперь, вроде бы, перелом этот был в хорошую сторону. Возможно, его недавнее истерическое состояние было лишь неким переходным этапом, призванным завершиться именно так? Аргза мысленно похвалил себя: решение оставить Лиама наедине с природой и своими мыслями было, конечно, рискованным — но чертовски верным.

　　 — Ты в порядке? — спросил он вслух, продолжая неосознанно гладить его лицо.

　　 — Да, — Лиам сел, глаза его сверкнули в солнечном свете каким-то странным торжеством. — Я в полном порядке, сир. Благодарю вас за этот отпуск. Он пришёлся как нельзя кстати.

　　 Аргза не стал подавать ему рубашку, только чтобы посмотреть, как тот тянется за ней, открывая взору пирата гибкую белую спину с налипшим на неё песком. Интересно, эти эрландеранцы вообще загореть не могут даже теоретически? Потом они вместе поднялись, и после того, как Сильвенио как следует отряхнулся и оделся, они вместе пошли к кораблю. Сильвенио по дороге блаженно щурился на солнце, а Аргза всё никак не мог оторвать глаз от его такой непривычной улыбки, являвшейся на этом печальном личике очень редкой гостьей.

　　 — Я мучился первые дни, как попал сюда, — продолжил Лиам тем же ровным тоном. — Я был в совершенном раздрае. Я боялся спать, я плакал ночами от всего того, что на меня навалилось. Ещё и Контроль ослаб из-за эмоционального разлада, а действие выданных доктором обезболивающих закончилось, так что к боли душевной прибавилась ещё и боль в руке… — Аргза нахмурился было, решив, что этот маленький нахал собирается его упрекать, но последовавшее за этим продолжение его удивило. — А потом я кое-что понял. Знаете… просто сидел на траве, слушал ветер и шелест листвы, дышал ароматами цветов… и вдруг, среди всего этого, ко мне пришло понимание. Так что я теперь… снова имею смысл жизни. Я чётко осознаю, что должен делать теперь, и это прекрасно.

　　 То, как он это сказал — это прозвучало неожиданно твёрдо. Аргза немного подождал, однако подробностей своего нового "смысла жизни" Сильвенио раскрывать пока, похоже, не собирался, и пират не стал его расспрашивать. Сам расскажет, если захочет. Главное — чтобы продолжал улыбаться вот так и ценил свою глупую жизнь.

　　 — И больше не желаешь мне мучительной смерти? — поддел его Аргза вместо этого.

　　 Сильвенио искоса глянул на него из-под ресниц, и улыбка его из спокойной стала на мгновение открытой и тёплой.

　　 — Нет, милорд. Я искренне сожалею о том, что наговорил вам тогда. Я кое-что понял… относительно и вас тоже. Можно сказать, я пришёл к согласию с самим собой по всем вопросам. Включая вопрос об отношении к вам. У меня было много времени подумать.

　　 До корабля они дошли как-то незаметно. Аргза остановился у трапа, повернулся к Лиаму, притянув его за руку — на всякий случай, за ту, которая не была сломана. Чтобы окончательно удостовериться в правильности своего решения, чтобы отбросить малейшие оставшиеся сомнения, оставалось сделать только одно.

　　 — Поцелуй меня, пташка.

　　 Лиам улыбнулся ещё радостнее. Протянул к нему руки, прося наклониться, сам привстал на цыпочки — и немного неловко прижался на секунду губами к уголку его рта. Скромен, как всегда. Аргза усмехнулся и привычно чуть повернул голову, чтобы вовремя превратить поцелуй в более взрослый.

　　 Вопрос, вернётся ли прежний Сильвенио когда-нибудь, Аргзу больше не волновал.

　　 Всю следующую неделю Лиам вёл себя безупречно. Он явно стал более улыбчивым и спокойным, без малейших препирательств выполнял все приказы, не делал страдальческий вид, а на третью ночь, когда Аргза наконец решился снова привести его в спальню, не опасаясь ещё одного срыва — тогда Лиам не только не возражал, но и, казалось, был сам не против. Он ластился к нему, словно котёнок, соскучившийся без тепла, засыпал на его груди, прижимаясь всем своим гибким телом, долго слушал его ровный пульс перед сном и сам тянулся за поцелуями. Всё это было так замечательно, что Аргза даже как-то забывал спросить, что за приключения пережил его птенец до того, как он нашёл его в том баре, хотя узнать об этом, честно говоря, ему хотелось даже больше, чем о том, что же всё-таки заставило его так сильно перемениться во время отпуска.

　　 Своеобразная исповедь случилась ровно на восьмой день, когда Сильвенио, стоявший у консоли, вдруг тихо вздохнул, словно бы решаясь на что-то, присел на подлокотник кресла Аргзы и ни с того ни с сего произнёс:

　　 — Леди Хенна умерла.

　　 Аргза сгрёб его за пояс, сваливая с подлокотника себе на колени, подождал, пока тот волей-неволей устроится поудобнее.

　　 — Я знаю. Я организовывал её похороны.

　　 Сильвенио смотрел куда-то в пространство и молчал. Тишина, повисшая в кабине, была для разнообразия уютной и какой-то даже домашней: будто семья собралась у камина после долгой разлуки, чтобы послушать о путешествиях друг друга. Лиам не улыбался больше — слова о прошедшем давались ему, как видно, пока что тяжело, но Аргза знал, что, когда он всё же расскажет обо всём, что его беспокоило, ему самому станет определённо легче. Это был последний груз, до сих пор висевший на душе Лиама, и его следовало снять, чтобы он освободился от всего этого уже насовсем.