Павел Шумил - Этот мир придуман не нами

Линда вопросительно посмотрела на меня.

— Если рабыне позволят сказать… Татака сегодня утром чувствовала себя хорошо. Хвост уже не болит, но зудит. Еще не шевелится, но госпожа Марта говорит, что все идет как надо.

— А, скажем, отрубленную руку Марта могла бы пришить? — спросил папа.

— И руку, и ногу. Но только если сразу. Спустя стражу будет поздно. Конечность умрет. Голову пришить нельзя — она очень быстро умирает.

— Значит, все дело в искусстве целителя. Никаких чудес?

— Да, — согласилась Линда. — Опыт, знания, искусство и немного удачи.

— Каких бедствий мне еще ждать? Почему глава Службы закона и порядка просит у меня аудиенции?

— Это тот, которого я поколотила? — Линда притворилась скромной и виноватой. — Не знаю, но догадываюсь. Его шептуны уже несколько дней пускают слухи, что рыжим нельзя рубить хвосты. Якобы, народ недоволен.

— Так, а почему в далеком пустынном оазисе об этом знают больше, чем в двух шагах от Столицы? Нет, Линда это вопрос не тебе. Видимо, кто-то в моем окружении слишком привык к сытой жизни.

— Владыка, дозволено ли будет Миу поработать сегодня в библиотеке?

— Пусть работает когда пожелает. Такова наша воля. Сейчас в публичном зале лицедеи начнут представление. Не опоздай.

Линда поняла, что аудиенция окончена. Изящно поднялась, поклонилась и направилась к выходу. Я поднялась на полвздоха позже нее и пристроилась за левым плечом.

— Миу, останься — прозвучал голос папы. Линда повернула голову и кивнула мне. Когда закрылась дверь, я бросилась папе на шею. Он прижал меня к сердцу, а потом посадил рядом с собой.

— Теперь ты рассказывай.

— Что рассказывать, папа?

— То, что не повредит твоему хозяину. Что вы там накуролесили с Татакой?

И я рассказала. Не так, как Линда, в двух сухих словах, а ярко, в образах! Как мы сговорились, как Татака наставников нехорошими словами крыла, как Марр Татаке руки за спиной связал, чтоб они над хвостом нависали, и, когда он хвост рубил, обрубок длиннее остался. Потом рассказала, что хвосты ворам на самом деле отрубил Петр. Но решили, что пусть все думают на Линду. Ей больше уважения, а Петру слава не нужна.

— Да, папа, чуть не забыла! Моего хозяина возвысили. Он теперь первый среди равных! Только мы этому не очень радуемся, потому что почета больше, прав больше, но ответственности тоже больше. Линда говорит, теперь нужно работать двадцать пять часов в сутки. Шутит, наверно. Тогда же на все, про все меньше стражи останется. А спать когда?

Папа улыбнулся и погладил меня по голове. Но тут в дверь постучал посыльный и сказал, что Глава Службы закона и порядка явился во Дворец и ждет аудиенции. Папа грустно вздохнул и отослал меня.

Выхожу в коридор, прохожу поворот, а навстречу — ОН. Глава Службы. Идет быстрым шагом, злой, целеустремленный. Как тогда. В голове что-то сдвинулось, и я поняла, слухи, что по городу распускают — это же из-за меня! Это я просила его запретить рубить хвосты детям. Рухнула на колени в позу высочайшего почтения — это когда лбом в пол, попой кверху.

Он бы мимо прошел, не обратил внимания. Кто на рабынь смотрит? Но тут присмотрелся и узнал.

— А, это ты, дерзкая рабыня! Сегодня ты почтительна. Следуй за мной.

Страшно стало. Пристраиваюсь за ним и иду на дрожащих ногах. Опять в папин кабинет. Папа удивленно смотрит на меня.

— Рабыня со мной, — говорит Глава.

— Ты знаешь, чья это рабыня?

— Это не важно. Хочу, чтоб она слышала наш разговор.

— Хорошо, — покладисто соглашается папа. — Садись, говори.

— Я принес на высочайшую подпись новый закон, — начинает Глава. — Закон, запрещающий рубить хвосты детям рыжих рабынь, родившимся на нашей земле после окончания войны.

Сердце чуть не выскочило из груди. Голова — как пустой колокол. Это он… Из-за моей просьбы… просьбы рыжей рабыни… Новый закон…

Сердце колотится в груди. Папа с Главой что-то обсуждают, а я лишь отдельные слова понимаю. Мальчики и девочки… Неравные права… Нарушение гармонии… Призван восстановить гармонию… Народ примет, почва подготовлена… Да, по требованию народа… Будет подписан через две недели… Оповещение начать сегодня же… Да, ознакомить народ, посмотреть на реакцию… Папа делает вид, что сомневается в законе, Глава Службы его убеждает. Папа принимает доводы, но торопиться не хочет. осторожничает. Глава настаивает. Папа соглашается подписать закон, но не сразу. Игра, в которой оба уже знают, чем она кончится. Но традиция… А я волнуюсь, будто от этого моя жизнь зависит.

Очнулась когда Глава потряс за плечо.

— Идем, рабыня.

Оглядываюсь на отца. Он чуть заметно кивает. Выхожу вслед за Главой. Идет быстро, упруго, но по хвосту видно, что доволен. Резко останавливается и оборачивается. Чудом уклоняюсь от столкновения, но тут же занимаю положенное место.

— Я выполнил твое желание, дерзкая рабыня?

— Да, господин! — бросаюсь перед ним ниц, прижимаюсь лбом к его сандалям. — Разреши назвать первого ребенка твоим именем.

— Много ли мне в этом чести? Мы в расчете, рабыня.

Развернулся и ушел. А я осталась на полу попой кверху. Какой он, все-таки, гордый!

Фыркнула. Помотала головой. Опять фыркнула. Представила, как со стороны выгляжу и снова фыркнула. Как говорит Марта, хохотунчик напал. Подумала, кому из девочек можно рассказать — и побежала искать Кррину. Только ей можно доверить государственную тайну.

Кррина получила комнату лишь на четверть меньше моей. Но все еще носит ошейник. Значит, папа решил поступить по обычаю — пока рабыня не понесет под сердцем — ошейник не снимет.

— Радуйся, серая! — воскликнула я. — Запомни этот день.

— Запомню, — уныло согласилась она и отодвинула доску для письма.

— Крри, что-то случилось? Почему такая невеселая?

— А чему радоваться, Миу? Раньше была ближней рабыней Владыки. Все было ясно и просто. А теперь? Он ко мне десять учителей приставил. С рассвета до заката мучают. А сам всего дважды в неделю заходит. Вот учитель обедает, а я должна написать распоряжения главному повару, что готовить к балу.

— У нас будет бал?

— Нет. Это упражнение такое.

— Покажи, что ты написала? Так, понятно. Сколько гостей?

— Сто.

— Сотри все и записывай. Первое…

Ну да, меня этой науке десять лет учили. А Кррина из посудомоек поднялась только потому что с моей мамой дружила. Ну а потом ее старшей надо мной назначили. Но откуда глубокие знания у бывшей посудомойки. В общем, папа правильно сделал. Только не буду это ей говорить. Пусть все идет как идет.

За долю стражи мы составили список блюд, и когда что разносить по столам. Я отметила значками, что старым гостям, а что молодым. За этим делом нас учитель и застал.