К. Медведевич - Ястреб халифа

А Тарик ответил:

— Мне все равно, сколько времени вы, смертные, потратите на исполнение этого замысла. Двадцать, тридцать, сорок лет — для меня лишь мгновение между сменой весны и лета.

Тогда халиф сказал:

— Я бы тоже хотел увидеть свою землю устроенной и под надежной защитой. Но я смертен, и даже двадцать лет для меня — большой срок.

Тарик ничего не ответил, а затем поклонился и принес свои извинения. С тех пор с людьми он говорил о времени как человек, не заглядывая далеко в будущее и безо всякого высокомерия».

О том, что Мерв — вернее, то, что осталось от Мерва, — близко, стало понятно по виду дороги. В разбитых колеях ворочались арбы и тележки поменьше, ревели волы и ослы, квохтали в клетках куры и орали дети. Люди уходили из Хорасана на север, волоча за собой семьи, подгоняя скотину и в страхе оглядываясь назад — не идут ли джунгары.

Впрочем, облако пыли над армией Аммара приводило их в не меньший ужас: феллахи с криками убегали с дороги в холмы и дичающие поля с несобранной пшеницей. Один вид белых султанов на шлемах всадников и блеск копий разгоняли толпу беженцев, как ястреб цыплячий выводок. В пыли когда-то оживленного древнего торгового пути оставались увечные и старики, потерявшиеся дети и брошенная поклажа. Ну и непроходимо глупые стада овец, которые следовало пережидать, как нудный дождь в сезон муссонов: кучерявый блеющий живой ковер перетекал с одной обочины на другую, а потом втягивался в рыже-серые впадины каменистых холмов.

Поговаривали, что в Мервской долине и на плоскогорье Хисма стервятничают шайки работорговцев. Хватали тех, кто отстал, потерял родственников или, на свою беду, шел один. Рассказывали о вопиющем случае нападения на караван, везший харим купца, который бедняга вовремя успел отослать из города. После падения Мерва ехавшие под невеликой охраной женщины и дети остались без отца и родичей, и за тех, кто уходил из города на север, больше некому было вступиться. Их быстро прибрали к рукам люди из Басры. Родственники одной из жен, родом из Табука, долго потом пытались найти следы молодой женщины — но она, попав в руки перекупщиков, так и затерялась на забитых испуганными людьми дорогах и, видимо, уже рожала детей новому господину.

Впрочем, участь молоденькой вдовы, перепроданной против воли и законов, вызывала зависть, а не сострадание. Когда джунгары взяли город, они вывели всех жителей, не разбирая пола, состояния и возраста, за стены. Кочевники отвели в сторону несколько сотен ремесленников и детей обоего пола — их потом угнали в рабство. Остальных мужчин, женщин и детей джунгары разделили между собой и перебили. Говорили, что погибло больше семидесяти тысяч человек, оросительные каналы и Мургаб текли красным. Трупы выстилали землю от горизонта до горизонта, и неба не стало видно из-за стервятников. Джунгары ушли, оставив в живых не более пяти сотен человек, по какой-то странной прихоти назначив наместником Зияда аль-Дина, племянника погибшего при штурме губернатора. Видимо, они сочли его достаточно тупым и безвредным, чтобы управляться со скотом, — так джунгары называли всех, кто не кочевал, как они, а обрабатывал землю. Зияд аль-Дин обязался платить дань хану Булгу. Поговаривали, что после ухода джунгар на развалины города потихоньку стал сползаться выживший в бойне народишко, и теперь в Мерве ютятся тысяч шесть обитателей.

…Черные тучи в затянутом перистой дымкой небе оказались стаями птиц. Самая большая кружила над серым иззубренным венцом стен цитадели Мерва, еще пять — над предместьями. Множество стаек поменьше вилось над островками зелени на красно-коричневом платке равнины — видимо, над вырезанными усадьбами. Садовая, Плодоносная долина — так ее воспевали поэты. С холмов было видно, что птицы то опускаются к земле, то взлетают. И то и дело дерутся между собой.

На подходе к городу выяснилось много нового. Оказалось, что за три месяца, прошедших со времени падения города, джунгары успели наведаться в Мерв еще раз. Это случилось две недели назад. К городу подошли кочевники, не участвовавшие в осаде и штурме, и потребовали от Зияда аль-Дина своей доли в убийствах жителей. Они перебили всех, кого сумели выловить на равнине, и подступили к городу. Говорили, что Зияд аль-Дин закрылся в полуразрушенной пожаром и предыдущим штурмом цитадели и отбивался до последнего. Но не отбился.

Тарег стоял перед огромным каменным чаном-альхибом, в который рачительные земледельцы собирали дождевую воду. Широкие и длинные водоемы тянулись один за другим — они не давали полям засохнуть в жаркие летние месяцы, когда вода в оросительных каналах течет еле-еле. Шесть больших, на совесть врытых в землю чанов перед воротами Водомеров.

Сейчас над ними не было видно неба из-за мух. Да и того, что в них еще лежало, тоже не было видно — по той же причине. Стервятники сорвались с водоемов на площади Водомеров тучей, оглушающей граем и хлопаньем крыльев. Мухи остались, продолжая занудно гудеть над подсохшими буро-красными заводями. Уровень… жидкости… в чанах упал — на стенах остались полосы, отмечающие более высокие степени наполненности кровью. Самый верхний уровень был отчерчен прямо под каменным парапетом альхиба. Впрочем, камни площади тоже пятнали бурые разводы — видимо, кровь переливалась и через край. Уцелевшие говорили, что джунгары связывали жителей, как верблюдов, за шею, по десять-двадцать человек, и бросали в чаны. Потом в ход шли стрелы, дротики, копья и ножи.

Из тягучей густой жидкости виднелись спины, торчали руки и локти, в маслянистых лужах плавали длинные женские волосы. В соседнем чане лежавшие сверху трупы были сплошь детскими — распухшие младенцы плавали, как дохлые котята, трупы детей постарше все оказались сплошь расчлененными.

Нерегиль снял шлем и склонил голову.

— Засыпьте их, — приказал он молоденькому каиду, зачарованно таращившемуся вниз, в мушиное гудение.

— Да, господин, — как во сне, ответил паренек и тоже снял шлем.

— Саид, — нерегиль хлопнул в ладоши, выводя мальчишку из полуобморочного состояния. — Возьмите себе в помощь десяток Мухаммада и всех, кого найдете из местных жителей.

— Да, господин, — ненамногим бодрее пробормотал юноша и отправился выполнять приказ.

По булыжнику площади зацокали копыта. Аммар спешился у сумеречника за спиной и долго смотрел вниз.

— Нравится? — с неожиданной ненавистью спросил человек. — Поделом нам, правда? Так ты кричал?

— Это были пустые и глупые слова. К тому же я не знал, что здесь тоже есть ирчи.