К. Медведевич - Ястреб халифа

— Что ты хочешь с этим делать? — поинтересовался Аммар.

Тарик очень странно улыбнулся:

— Больше всего я опасался, что владелец пайцзы мертв. У джунгар жесткая дисциплина, за утерю значка его могли и казнить. Но наш любитель плотских наслаждений жив. И я узнаю, где он сейчас. И где сейчас его семья. Я все узнаю.

Последние слова самийа произнес так, что Аммар понял: это никакая не улыбка. Лицо Тарика сводит гримаса холодного, страшного, едва сдерживаемого гнева.

— Зачем нам это? Зачем нам грязная юрта одного джунгара?

— Затем, что рядом с нашим другом могут оказаться и все остальные герои осады Мерва. Я хочу знать, где они кочуют.

— Так, — Аммар начал понимать, что к чему, и это его скорее пугало, чем устраивало. — Ты что же, хочешь перейти через ничейные земли и напасть на джунгар в их степях?

— Да, а что?

— Ты с ума сошел! Так никто никогда не делал!

Самийа ничего не ответил, а занялся тем, что начерпал в умывальный таз воды из почти пересохшего фонтанчика — джунгары разрушили плотину Мургаба, и вода больше не поступала по арыкам в усадьбы Долины. Затем сумеречник бросил в таз медный кругляшик пайцзы.

Послеполуденное солнце бликами заходило в крошечных волнах на поверхности воды. В подсохшем, но еще живом саду оглушительно трещали цикады. На беленую ограду сада присела горлица и сказала свое «угу-гу, угу-гу». Из-за дверей во внутренние комнаты дома доносились голоса военачальников, покорно ждавших выхода повелителя верных.

— Смотри, — широко раскрывая глаза, прошептал Тарик, и серые полосы отражений взбаламученной воды зазмеились по бледному лицу.

Вода сверкнула и раскрылась зеленым ковром степи. Среди холмов белыми пупырышками виднелись юрты, там и сям паслись маленькие мохнатые джунгарские лошадки.

— Ну просто идиллия какая-то, — хищно усмехнулся нерегиль.

— Ну и как ты поймешь, где они кочуют? — взорвался Аммар. — Там, за ничейной землей, фарсахи и фарсахи зеленых холмов — и одинаковые юрты этих вонючих джунгар!

— У меня есть проводник, — очень серьезно, без тени насмешки, ответил самийа.

— Вот он вот, что ли? — Аммар кивнул на Ханида, ошалело наблюдавшего за тем, как халиф всех правоверных и нечеловеческое существо решают судьбы тысяч людей.

— Нет, — неожиданно расхохотался нерегиль, — не он!

В небе крикнул ястреб. Через мгновение огромный взъерошенный перепелятник спикировал Тарику на кожаный наруч.

— Я зову его Митрион. Он будет помогать нам, потому что эти твари сожгли его гнездо на стенах. И подстрелили подругу.

Сказать, что Аммар удивился, значило ничего не сказать. Аммар честно признался себе, что на этот раз он просто обалдел.

— Тарик. Ты хочешь, чтобы мы сейчас вышли к моим военачальникам, и я бы им сказал, что мы отправляемся в рейд по степным кочевьям джунгар, потому что только что в умывальном тазу я увидел стоянку одного из побывавших в Мерве ублюдков, а дорогу к победе нам будет показывать твой знакомый ястреб, у которого к джунгарам личные семейные счеты?

— Да, а что?..

Как Аммар и опасался, безмятежность нерегиля в отношении похода в степи разделили не все. По правде говоря, ее не разделил вообще никто.

Пока каиды вскакивали на ноги и, размахивая руками, поносили безумие самийа, Тарик забавлялся с ястребом, не давая ему ущипнуть клювом палец. Когда все высказались, нерегиль пересадил птицу на деревянную резную балюстраду вокруг жухлого цветника, и обратился ко всем присутствующим:

— Почтеннейшие! Единственный способ показать противнику, что его действия не останутся безнаказанными, — это перенести войну на его землю. Удерживая пограничные города, мы не осаждаем Большую Степь — это Большая Степь держит нас в осаде, уж поверьте моему горькому опыту, — тут нерегиль странно поморщился и закашлялся. — Если мы хотим защитить Хорасан, мы должны сделать две вещи. Первая — провести сейчас карательную экспедицию и уничтожить ирчи, которые с оружием в руках пришли на эту землю. Желательно с семьями — эти твари имеют удивительные способности к размножению. Наш рейд должен быть быстрым и… удачным. Он должен внушить тварям мысль — возмездие неотвратимо.

Тарик обвел взглядом слушателей и кивнул сам себе:

— Вторая задача — проводить такие рейды регулярно. Этих… существ… необходимо… прореживать. Мы должны где-то раз в три года выходить в степь и уничтожать их кочевья, не давая им подняться с колен. Они должны усвоить мысль: за ничейной землей их ждут только смерть и огонь, потому что только смерть и огонь приходят из-за ничейной земли в степи. И тогда никому, даже самому отчаянному смельчаку, не придет в голову даже тень мысли перейти границу и ступить на землю аш-Шарийа. А если вдруг придет, то он очень быстро ее прогонит, — потому что к этому времени подоспеет очередная конная сотня и начнет выкашивать его кочевье.

Ястреб затоптался на балюстраде и захлопал крыльями. В истоме раннего вечера звенели цикады. Тарик еще раз окинул взглядом собрание и перешел к завершающей части своей речи:

— Я понимаю, что предложенный мною план может кому-то показаться безрассудным — но лишь на первый взгляд. Однако же если кому-то мои доводы представляются неубедительными, я готов уступить: в поход на улус хана Булга я зову с собой лишь тех, кто желает отправиться туда по доброй воле. Возможно, когда я привезу голову этого достойного воина на пике, мнение неприсоединившихся изменится. Вопросы, почтеннейшие?..

— Я бы хотел узнать вот что, — покрутил ус Тахир ибн аль-Хусайн. — Считаете ли вы, уважаемый, необходимым захват пленных? Не в этом походе, разумеется, а в дальнейшем?

Тарик подумал и сказал:

— Мой опыт общения с ирчи убеждает меня в том, что ирчи хороши только в мертвом виде. Впрочем, я допускаю мысль, что в Большой Степи могут обитать и размножаться другие племена, более похожие на человеческие. Если мы встретим там тех, кто может сойти за человека, что ж — я думаю, мы сможем найти им применение. Почтеннейшие, дороги аш-Шарийа находятся в ужасном состоянии. Пленные кочевники вполне могут быть использованы при строительстве мостов и прокладывании дорог. В общем же и целом я полагаю, что население Большой Степи необходимо… упразднить.

Из рассказов о славных деяниях и хроник:

«Рассказывают, что в свой первый поход Тарик аль-Мансур выступил с четырьмя тысячами конных воинов. Враги же значительно превосходили войско Тарика в числе, и многие полагали, что аль-Мансур действует безрассудно. Вот почему перед началом похода все военачальники приступили к Тарику со словами: „Делай что хочешь, о сын Сумерек, но повелитель верующих не должен идти с тобой на верную смерть!“. А халиф Аммар ибн Амир уже сделал свою саблю острой и выставил перед шатром щит в знак готовности выступить в поход. И Тарик сказал: „Удержите его“. Но военачальники смешались и молчали. Тогда Тарик понял, что они опасаются гнева своего повелителя, и сказал: „Во имя Сумерек, я удержу его“. И Тарик наслал на халифа волшебный сон, и когда пришло время выступать, запретил трубить в трубы, дабы сон не слетел с Аммара ибн Амира. Так и вышло, что халиф верных не выступил с войском, а остался с тысячью преданных воинов у стен города.