К. Медведевич - Ястреб халифа

Сардар аль-Масуди ответил с низким поклоном:

— Там, куда ты приказал его отвести после вчерашнего торжества, мой повелитель. В Алой башне.

— Передайте ему мой приказ быть в Львином дворе до окончания этой стражи. Я собираю военный совет.

Аммар помолчал и добавил:

— И пусть Всевышний поможет ему оправдать мое доверие. Потому что если он не сумеет отбросить джунгар, клянусь четвертым Именем, именем Судии, — я повешу его на том, что осталось от стен Мерва, за ноги.

-2-

Жемчужина Хорасана

…Шлепнувшись на подушку, Абд-аль-Барр, чиновник военного ведомства, поднял тучу пыли. Раскладывая перед собой принадлежности для письма и бумагу, он задумался о нерадивости смотрителя дворцовых покоев. А если треснуть по ковру, какая туча поднимется? Хорошо, что повелитель верных избрал местом сбора военного совета открытый свежему воздуху Львиный двор — над городом давно сомкнулась ночь, и прохлада позволила всем рассесться не во внутренних комнатах, а в самой галерее вокруг знаменитого фонтана.

От размышлений Абд-аль-Барра отвлекли шум и перешептывания. Все, кто успел рассесться на коврах и подушках, смотрели в одну сторону.

Между Хасаном ибн Ахмадом, командующим Правой гвардией, и Сардаром аль-Масуди, командующим Левой гвардией халифа, уселся некто еще не знакомый чиновнику. Абд-аль-Барр присмотрелся и понял, что видит источник недельного переполоха дворца и столицы — самийа, вывезенного из западных земель Яхьей ибн Саидом. Ничего особенного он не разглядел: самийа как самийа, в ведомствах посланий, хараджа и имений халифа сумеречные лица мелькали куда как часто.

Вошел повелитель верующих, и все отдали земной поклон. Аммар ибн Амир сел лицом к востоку и подал знак начинать.

Потом говорили, что халиф зря сохранил жизнь гонцу, принесшему известие о взятии Мерва. Впрочем, многие соглашались, что Аммар ибн Амир проявил великодушие и милосердие пред лицом Всевышнего.

Гонец, пыльный и потный, в затрепанной накидке поверх кольчуги, рассказывал об ужасающем поражении и страшной осаде города. Джунгары пришли большой силой, двадцатитысячным войском. Впрочем, их передовой отряд насчитывал не более трех тысяч всадников. Разграбив усадьбы и замки в окрестностях города, джунгары взяли богатую добычу и множество пленных, и повернули назад…

Абд-аль-Барр записывал речь гонца, и его перо резво бежало по бумаге в свете ламп.

Потом случилось то, что случилось, и катиб[2], повидавший на своем веку многое и служивший уже второму халифу, сначала не поверил своим глазам.

Чужеземный самийа хлопнул в ладоши и жестом прервал речь гонца. Воин, обращавшийся к халифу, застыл в ужасе и недоумении, так и оставшись стоять на коленях и с открытым ртом.

— Я не понял, — на хорошем ашшари заявил сумеречник.

Воистину, доставленное Яхьей существо явилось бедствием из бедствий и источником неурядиц. Тем временем наглое приобретение дома халифа продолжило, совершенно не стесняясь вздохов ужаса и обращенных на него уничтожающих взглядов:

— Я ничего не понял и не могу слушать дальше, не получив ответов на свои вопросы.

Повелитель, сохраняя спокойствие, вдруг спросил:

— Как тебя зовут?

Самийа пропел свое чужеземное имя. Все пожали плечами и переглянулись — чего сказал, разобрать было можно, да не особенно хотелось.

— Тарик, — кивнул халиф. — Здесь тебя будут звать Тарик.

Лицо самийа скривилось в кислой и злобной гримасе. Затем неверное порождение сумерек прошипело:

— Если ты все равно хотел подарить меня собачьей кличкой, зачем просил назвать имя?

Во дворе повисло страшное молчание. За куда меньшее проявление неуважения к халифу распинали на мосту через Тиджр.

Повелитель правоверных, между тем, совершенно не изменился в лице и невозмутимо ответствовал:

— Ты хотел спросить, Тарик? Спрашивай.

Самийа посмотрел-посмотрел, потом пожал плечами и спросил:

— Когда взяли город?

Халиф обратился к гонцу:

— Отвечай.

— Луну назад… — растерянно ответил гонец, не понимая, кому отвечать, и если отвечать язычнику из Сумерек, то как к нему обращаться. — Луну назад, о мой повелитель, — гонец все-таки решил обратиться к халифу.

— Отвечай ему, — халиф показал в сторону неподвижно сидевшего самийа. — Называй его «господин».

Как это ни странно, существо из сумерек учтиво склонило голову в знак признательности.

— Луну назад… господин, — гонец опасливо развернулся в сторону нового собеседника.

— Почему мы узнаем о взятии крупного города только месяц спустя?

— Может, потому, что у нас нет волшебных зеркал и птиц? — подал голос прославленный полководец Тахир ибн аль-Хусайн, и все засмеялись.

Самийа, однако, не разделил всеобщего веселья:

— А может, потому что у вас нет службы, которая бы доставляла известия и послания? Нет ничего проще, чем устроить почтовые станции в каждом крупном городе. И завести почтовых голубей для сокращения расстояний. Так можно доставить послание в пять дней — а не за месяц.

Воистину, сегодняшний вечер обещал быть вечером чудес и необычных свершений. Абд-аль-Барр записал и эти дерзкие слова, размышляя, не отрубят ли ему руки и уши, — за то, что не отвалились сами от стыда. А ведь он мог сказаться больным…

— И еще, — не унимался этот ужас ночи, — как так вышло, что враг подошел к городу, отстоящему на тридцать фарсахов от рубежей — если я могу верить вашей карте, конечно, — так вот, как так вышло, что двадцатитысячное войско врага перешло границу незамеченным?

— Жителей Мерва предупредили о набеге, многие успели спрятаться за стенами, — растерянно ответил гонец.

— Какие действия предприняли командующие гарнизонами пограничных крепостей? Где была разведка? Когда по степи идут двадцать тысяч всадников, это очень заметно, не правда ли? Почему жителей не предупредили заранее? Почему окрестности города кишели людьми?

Во дворе наступило долгое молчание, только ветерок качал занавески и трещало пламя светильников.

— Пограничных крепостей?… — отозвался наконец окончательно сбитый с толку гонец. — Каких… крепостей?

Лицо самийа скривилось в непередаваемой гримасе презрения:

— Я что, плохо говорю на ашшари? Я непонятно спрашиваю?

— Мы высылаем в ничейные земли дозорных, — ответил наконец Сардар аль-Масуди.

— Как выглядит ваша граница со степью? — резко спросил самийа.

— Как полоса ничейной земли, — вмешался Тахир ибн аль-Хусайн. — Говорят, что раньше там тянулись пустыни и солончаки, но уже во времена моего деда эти земли зазеленели — и кочевники переправляются через них большой силой.