Николай Воронков - Непослушная игрушка

Картина, наверное, была странной. Сидит совершенно голый мужик, что-то бормочет про себя, время от времени начинает себя оглядывать и ощупывать. Вот что о таком можно подумать? А у меня голова уже кругом шла. Откуда у меня взялся этот рисунок. Почему Тера его не заметила раньше? Понятно дело, что это я её трогал со всех сторон, а она в основном видела только мои дикие глаза. Но мы же отдыхали не один раз, а заметила она только сейчас. И почему она спросила — не хочется ли мне спать? Зачем попросила разозлиться? Что, зверюга на спине копирует моё поведение? И что это означает? Могли нарисовать и киношники, с них станет. Но почему так среагировала Тера? Какое-то местное поверье или очередное предсказание? И чем это мне грозит? Вроде бы Тера меня не испугалась, но и не шибко обрадовалась. И в то же время эти вставания на колени, «позволит ли господин принадлежать ему ещё раз». И это после всего того, что мы вытворяли ночью и днём? Дурдом. Но обнажать спину мне теперь категорически противопоказано. Ладно, если почитать начнут, а если это знак какого-нибудь избранного, которого в обязательном порядке надо принести в жертву или отправить в дальние земли сражаться с настоящим драконом? Ну, киношники, ну суки, ну удружили!

А может всё намного проще? Я ведь ничего не знаю о Тере кроме имени. Ни где живёт, ни чем занимается. И может Тера не местная, а приглашённая актриса, которая за щедрую плату продьюсеров дарила мне ласки, а потом в нужный момент вставила удобную фразу про дракона. Неизвестно, что она означает на самом деле, но некоторые намёки появляются. Я вон тоже ничего не понял, но мозги уже закипают от вопросов без ответов…

Купаться я не пошёл. Настроение было поганое, мысли сумбурные. Вернувшись вечером на постоялый двор, даже не стал ужинать, а сразу завалился в кровать и попытался уснуть. Как ни странно, но это удалось. Правда, начались кошмары. Какие-то драки, чьи-то залитые кровью лица. Боль и ужас, ненависть и страдания. Полчаса мучений, потом час пытаешься прийти в себя. Не знаю, были ли это воспоминания настоящего Гордана или так выражались мои собственные страхи, но к утру я чувствовал себя совершенно разбитым и смог забыться только когда солнце уже начало вставать.

Очнулся я уже глубоко за полдень. Не умываясь (мне это теперь ни к чему), сразу отправился к кузнецу. Тот был в хорошем настроении, но, взглянув на меня, сразу перестал улыбаться и даже как-то подобрался. Молча стал раскладывать на столе мой заказ. С краю стопкой лежали квадраты заточек. Получилось очень удачно. В направляющих держится надёжно, а со свободной стороны надёжно поджаты пружинистым язычком. Я несколько раз достал квадрат — вроде нормально.

Кузнец стоял сбоку и наконец не выдержал.

— А как будешь ими пользоваться?

Я молчком достал квадрат и швырнул в его сторону. Кузнец отшатнулся, но я в него и не целился — квадрат с глухим стуком чуть ли не на треть вошёл в стоящую в углу доску. Следом полетела ещё парочка квадратов и доска, не выдержав ударов по одной линии, раскололась. Мы внимательно осмотрели её и квадраты. Сталь не самая лучшая, но несколько бросков ещё выдержат. А если бросать не в чужие доспехи, а в незащищённое тело, то может получиться очень даже неплохо. Отодвинув сюрекены в сторонку, я взялся за кастет. Кузнец предусмотрительно отодвинулся, но мне было не до глупостей. Внимательно осмотрел, примерил по руке, несколько раз врезал по столешнице. Шипы вошли в дерево на пару сантиметров, но не погнулись. Нормально, сойдёт.

Когда я взялся за нунчаки, кузнец отодвинулся ещё дальше. Но я решил проводить испытания на свежем воздухе. Нунчаки получились удачными — почти такими же, какие у меня были дома. Как раз по моим рукам, в меру тяжёлые, из очень тёмного, почти чёрного дерева. Я стал вспоминать хотя бы простейшие приёмы. Прямой хват, обратный, удар снизу, сверху, перехлёст через плечо, через спину. Несколько раз зацепил себя по голове, но с каждым движением получалось всё лучше — тренированное тело внимательно прислушивалось к моим воспоминаниям, ощущениям. И то, на что раньше уходило по несколько дней, сейчас вспоминалось за несколько минут. Потом пошли круги, восьмёрки, спереди, сбоку, связки. А когда начал крутить пару, воздух наполнился приятным низким гулом. Когда я остановился, кузнец немного настороженно спросил.

— И какой от этого толк кроме тренировки?

Я огляделся по сторонам, затем снова закрутил восьмёрки и сдвинулся к стене кузни, на которой на колышках висели всякие горшки, ведра и котелки. Несколько секунд, и во все стороны полетели обломки.

Кузнец дождался, пока я уберу нунчаки, и только после этого пошёл осматривать итоги моего погрома. С глиняными горшками всё было ясно и так, а вот искореженные вёдра и котелки он осмотрел очень внимательно.

— Никогда бы не подумал, что две палки, соединённые цепочкой, можно использовать таким образом. Но общий принцип я понял.

С верёвкой получилось более спокойно. Я немного повыделывался в духе Джеки Чана и китайских боевиков, но почувствовал, что кузнецу хочется похвалиться чем-то другим. Смотав верёвку, взялся за простые чёрные ножны, плавно потянул нож и замер в недоумении. Не, форму ножа кузнец выдержал строго. Рукоять легла в ладонь как родная, клинок одним видом внушал уважение, но вот качество… Я, привыкший к киношным сверкающим клинкам, увидел грубо выкованное железо, на котором отчётливо были видны следы молотка. Всё серенькое, невзрачное. Я покосился на кузнеца.

— А поприличнее нельзя было сделать?

Тот насупился.

— Это как?

— Ну, сделать аккуратно, наточить, отполировать.

— Тебе нужен боевой нож или красивая цацка перед девками форсить?

Я неопределённо пожал плечами.

— Одно другому не мешает.

— С девками разберёшься сам. А этот нож — лучшее, что я делал! Хоть резать, хоть колоть, хоть рубить — одно удовольствие!

Я снова пригляделся к клинку и обратил внимание на режущую кромку.

— А почему заточка такая слабая?

— Потому что железо по краю особое — его, чтобы заточить как положено, неделю пользовать надо. Но и сейчас он режет — любо-дорого смотреть. А потом заточишь как тебе нравится.

Я в сомнении провёл пальцем по кромке и ощутил лёгкое покалывание. Что за ерунда? Уже более осторожно, касаясь совсем чуть-чуть, снова провёл рукой вдоль кромки и заметил многочисленные искорки, проскакивающие между пальцами и лезвием. Кузнец тоже это заметил, вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Статика, наверное.

Хотя какая может быть статика, если на мне ни грамма синтетики, а нож — не заземлённая батарея? Да и в этом случае искорка была бы одна, а не целый веер. Был, правда, в моей жизни один эпизод, который можно было притянуть за уши к этому делу. По молодости, служа в армии, я однажды залез в одну очень интересную установку. Толком не проверил схему отключения, а сразу потянулся к проводам. Тут меня и шарахнуло. От щупов остались только эбонитовые ручки, установка в дым, а я получил неконтролируемую боязнь электричества. Несколько лет потом боялся даже батарейку на языком проверить. И часы у меня после этого больше трёх месяцев не держались. Не ломались, а просто переставали работать. И статики из меня пёрло раз в десять больше, чем у любого знакомого. Вроде мелочь, но если тебя любой прибор может ударить током, поневоле станешь мнительным. Но сейчас-то почему искры?