Сладкий уголок в другом мире - Аурелия Шедоу

— "Теперь твоя очередь, племянник. Только не наступай даме на ноги — в нашей семье и так достаточно скандалов."

Эдриан взял её руку. Его ладонь была тёплой и немного влажной от волнения.

— "Ты в порядке?" — прошептал он, притягивая её ближе.

— "Только если ты обещаешь не отпускать," — ответила Алиса.

Они закружились. И вдруг всё вокруг — осуждающие взгляды, шёпот за спиной, даже сам факт, что она, простая пекарша, танцует с лордом на королевском балу — перестало иметь значение. Были только музыка и его руки, твёрдо ведущие её.

— "Ты знаешь, что все смотрят на нас?" — шепнула она.

Он улыбнулся — по-настоящему, по-домашнему:

— "Пусть смотрят. Может, научатся танцевать."

Когда бал закончился, Эдриан проводил Алису до пекарни. Улицы были пустынны, лишь луна освещала их путь, рисуя серебристые узоры на булыжниках.

— "Спасибо," — вдруг сказала она, останавливаясь у знакомой вывески. — "За всё."

Он повернулся к ней, и лунный свет упал на его лицо, делая морщинки у глаз более заметными:

— "За что?"

— "За то, что показал мне, что я могу быть не только пекаршей."

Эдриан медленно поднял руку, касаясь серебряной заколки в её волосах — той самой, что принадлежала его матери:

— "Ты можешь быть кем угодно. Но для меня ты всегда будешь той самой девушкой, которая превратила чёрствый хлеб в бриошь."

Они стояли так близко, что Алиса чувствовала его дыхание на своих губах — тёплое, с лёгким оттенком вина и корицы. В этот момент где-то вдалеке прозвучал ночной колокол, отсчитывающий полночь.

— "Я должен идти," — прошептал он, но не сделал ни шагу назад.

— "Я знаю," — ответила Алиса, но тоже не отошла.

И тогда, под холодным лунным светом, он наконец поцеловал её. Это был лёгкий, почти невесомый поцелуй — как первый снег, как лепесток вишни, как обещание чего-то большего.

Когда он отошёл, его глаза блестели ярче, чем все свечи на королевском балу.

— "До завтра," — сказал он и растворился в ночи.

Алиса осталась стоять на пороге пекарни, касаясь пальцами губ. Где-то в саду приюта зашелестели листьями молодые вишни, будто делились друг с другом новостью — их история только начиналась.

Глава 13. "Утро после бала"

Рассвет окрашивал небо в персиковые тона, когда Алиса наконец осмелилась открыть глаза. Она лежала на узкой кровати в своей каморке, всё ещё в королевском платье, которое теперь было смято и покрыто следами муки. Губы её по-прежнему горели — не от ожога, а от воспоминания о том лёгком, как лепесток вишни, поцелуе.

"Это действительно случилось?" — прошептала она, поднося пальцы к губам.

С улицы доносились первые звуки пробуждающегося города: крики разносчиков молока, скрип тележных колёс по булыжнику, перебранка рыбаков с Рыбного переулка. Обычный утренний шум, но сегодня всё казалось иным — ярче, громче, значительнее.

Алиса медленно поднялась, чувствуя, как тяжёлый шёлк платья сопротивляется каждому движению. В углу комнаты её ждало старое зеркало с трещиной, пересекающей отражение по диагонали. В нём стояла незнакомая девушка — с растрёпанными волосами, размазанной по щекам подводкой для глаз, но... счастливая.

"Ты вообще спала?" — дверь распахнулась с такой силой, что от удара о стену с полки слетели несколько сушёных трав. Лора ворвалась в комнату, балансируя на одной ноге и удерживая поднос с дымящимся какао и только что испечёнными круассанами.

Алиса вздрогнула, машинально поправляя платье:

"Я... не уверена. Кажется, заснула только под утро."

Лора поставила поднос на тумбочку и уселась на край кровати, разбрызгивая какао. Её тёмные глаза блестели от возбуждения:

"Весь город уже судачит! "Пекарша и лорд Рейтель — тайный роман!" — она скривила губы, пародируя высокомерные интонации придворных дам. — "Представляешь, леди Марго аж в обморок упала, когда увидела, как ты с ним танцевала!"

Внизу раздался громкий хлопок двери, а затем — тяжёлые шаги по лестнице. Гаррет. Алиса инстинктивно выпрямилась, как школьница, пойманная на шалости.

"Вставай!" — пекарь замер на пороге, его широкие плечи почти заполняли дверной проём. Взгляд, скользнувший по её помятому платью, выражал целую гамму эмоций — от раздражения до едва скрываемой гордости. — "Ты что, в этом так и спала? Ткань-то шёлковая, испортишь!"

Алиса почувствовала, как жар разливается по щекам:

"Я просто... забыла..."

Гаррет фыркнул, скрестив руки на груди:

"Не объясняй. Внизу посыльный из замка. Принёс... ну, сама увидишь. И оденься нормально — ты же не на бал собираешься."

Когда шаги Гаррета затихли, Лора прыснула со смеху:

"Он просто ревнует! Вчера сам полчаса простоял у окна, ждал, когда тебя проводят."

* * *

Пекарня, обычно пустовавшая в этот ранний час, сегодня была полна необычной активности. У стойки толпились любопытные — пекари из соседних лавок, торговцы с рынка, даже несколько городских стражников, делающих вид, что проверяют документы. Все они замолчали, когда Алиса спустилась по лестнице.

В центре помещения, на самом видном месте, стоял огромный ларец из тёмного дерева с инкрустацией из перламутра. На крышке красовалась королевская печать — скрещённые меч и венок из пшеничных колосьев.

"Открывай уже!" — прошептала Лора, толкая Алису в спину.

Дрожащими пальцами Алиса подняла крышку. Внутри, на мягкой голубой ткани, лежали:

Рабочее платье — неброское, из мягкой шерсти цвета спелой сливы, с кожаным поясом и съёмным фартуком из непромокаемой ткани. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что швы прошиты серебряными нитями, а на манжетах вытканы крошечные крендели.

Обувь — неожиданно практичные туфли на низком каблуке, но с тончайшей вышивкой по верху. Подошва, как сразу заметила Лора, была прорезинена — "чтобы не скользила на кухне".

Инструменты — набор серебряных лопаток, ножей и кисточек, каждый с гравировкой. На самой маленькой лопатке было выгравировано: "Только для вишнёвых облаков".

Лора вытащила из-под одежды небольшой пергамент:

"Тут записка!"

Алиса развернула его:

"Дорогая Алиса,

Это не подарок — это инвестиция. Теперь у тебя нет оправданий, чтобы пачкать мои подарки мукой. И да — сегодня в полдень жду тебя в замке. Без опозданий.

А. (Королева, если ты забыла)"

Гаррет, наблюдавший за этой сценой, пробормотал:

"Королевский сапожник, должно быть, плачет кровавыми слезами, делая обувь для пекарни."

Но в его голосе не было раздражения — только лёгкая усмешка. Он повернулся к зевакам:

"Ну что, спектакль окончен? Или вам хлеб больше печь не нужно?"

Толпа быстро рассеялась, но Алиса знала