Чудовищная алхимия. Том 1 - Борис Фёдорович Тролль
Складывалось ощущение, что от обилия еды енот просто слетел с катушек, а Зефир смотрел на это и всё больше хмурился, оттого что Брут вел себя как последняя скотина, причем не из-за манер, а так как пытался захапать всё только себе.
Парень положил лист, используемый в качестве подноса, на землю, собираясь схватить разбушевавшегося зверя за шкирку, и уже было потянулся к нему, как енот неожиданно остановился. Он замер с откляченным мохнатым задом посреди процесса проглатывания сосиски, так, что половина оной торчала из его рта. Зефир уж было подумал, что тот подавился, когда живот Брута издал невообразимый утробный рев, а сам он явственно позеленел, что было видно даже сквозь повышенную пушистость.
Прошла секунда, и полосатый исчез, а из ближайших кустов начали доноситься неаппетитные звуки опорожнения организма, причем, по-видимому, сразу с двух сторон, отчего фраза «мохнатый засранец», которую молодой человек частенько использовал, сразу же заиграла новыми красками, вот только юноше было не до этого.
В какой-то момент, если выражаться образно, в его бедовой памяти, до сих пор представлявшей из себя винегрет, открылась небольшая форточка, из которой полезли сведения об артефактах, образец которого он сейчас перед собой наблюдал на земле.
Так, в мире существовали магические предметы, которые условно делились на обычные, которые создавались магами, и стихийно образованные. Если с первыми всё было относительно понятно, то вот вторые возникали без участия человека и только в специальных местах, которые именовали областями или зонами Выдоха.
Стихийно образованным артефактом мог стать любой предмет в принципе. А главной их особенностью было то, что они в девяносто пяти процентах случаев были проклятыми и могли навредить владельцу или даже убить его.
В общем, скатерть оказалась именно проклятым артефактом, и Зефир очень надеялся, что она вызывает просто сильное пищевое отравление, а не выращивает каких-нибудь личинок внутри, и енот всё же выживет из-за своей жадности. Помочь он ему всё равно никак не мог, и оставалось только молиться кому-нибудь из нового пантеона, потому что Всемогущей Бойне было абсолютно точно начхать на страдающих от поноса енотов.
К слову, воспоминания об артефактах потянули за собой не особо подробные, но всё же сведения об областях Выдоха. И то, что Зефир сейчас вспомнил, заставило его еще сильнее напрячься, ведь в таких зонах не только возникали стихийно образованные магические предметы, но еще и мутировало всё живое, начиная с растений и заканчивая людьми. Причём мутации были зело лютыми.
И, таким образом, не нужно было ходить к гадалке, чтобы понять, что юноша сейчас был именно в Выдохе, из которого надо было срочно валить.
– Ты там живой? – бросил парень в затихшие кусты.
– Бу-э-э-э, – было ему ответом.
Сочувственно посмотрев на заросли, где сидел енот, Зефир стряхнул остатки ядовитой еды на землю и подобрал скатерть-самосранку. Выкидывать он ее и не думал, так как даже такой проклятый артефакт, скорее всего, можно было загнать какому-нибудь коллекционеру, что, учитывая его обстоятельства, было бы идеальным вариантом, когда он выйдет к людям.
– Я к ручью, – крикнул он в кусты и двинулся к воде.
Разумность Брута уже не вызвала у парня никаких сомнений, а его недавние мотания головой в ответ на заданные вопросы только укрепили Зефира во мнении, что мохнатый теперь разумел человеческую речь. Говорить енот по понятным причинам не мог, но зверь и без разговорных навыков отлично справлялся, если хотел донести свою мысль.
Также для нормального человека большим вопросом был бы момент, из-за которого енот так сильно поумнел. Был ли виноват в этом Выдох или съеденный светящийся шар? Впрочем, Зефира нормальным назвать было сложно, и этот вопрос не волновал его от слова совсем.
Дойдя до ручья, юноша тщательно прополоскал скатерть, попил воды, а затем быстро двинулся обратно. В лагере он повесил кусок материи на импровизированную сушилку рядом с костром, а сам занялся готовкой еды, которая так и лежала на земле, никем не тронутая.
Спустя пару минут, оставив жариться их скудную провизию у костра на шпажках, молодой человек взялся за своим волосы. По-хорошему, отросшие патлы нужно было отрезать, но делать это полутупыми камнями все равно что скальпировать себя самого, поэтому юноша нашел несколько прочных травинок и пока что ограничился подвязыванием хвоста. Через четверть часа, когда рыбка и грибы были уже готовы, из кустов вылез мохнатый. Увидев это, Зефир участливо поинтересовался:
– Есть будешь?
Вместо ответа енот схватился своими черными лапками за морду и снова убежал в кусты, откуда раздались новые звуки страданий. Пожав плечами, юноша поел, потом потрогал скатерть и, найдя степень влажности приемлемой, обернул ту в качестве набедренной повязки или даже юбки, учитывая метровую ширину, подоткнув край.
Тем временем из кустов опять вылез енот. Честно говоря, на него было жалко смотреть: шерстка вся свалялась, а мордочка была настолько измученной, что можно было его класть в гроб, и никто бы не заметил подмены с усопшим. Однако оставаться здесь дальше Зефир просто не мог, ему срочно нужно было выбираться из зоны, пока не случилось чего-то непоправимого, как выросшая из задницы третья нога или вторая голова из горба на спине. К тому же, кто сказал, что таких ужасных монстров, как тот мутировавший волк, здесь больше нет? Скоро соседи-хищники осмелеют и полезут на территорию дохлого собрата, и что это будут за чудовища, одной Всемогущей Бойне известно.
– Я ухожу и не планирую возвращаться, – обратился парень к зверьку. – Так как это Выдох, то мы с тобой здесь в большой опасности, поэтому тебе тоже не помешало бы убраться отсюда. Можем пойти вместе.
Валяющийся на земле Брут несколько оживился, когда услышал это. Он, продолжая лежать на пузе, поднял лапки кверху и потянулся к Зефиру, как будто бы говоря: «Я не могу идти, возьми меня на руки». Смерив этого мохнатого наглеца взглядом, юноша вздохнул и, подойдя ближе, взял за шкирдон полосатого, держа на вытянутой руке.
– Ты очень воняешь…, – пояснил он свои действия, а следом подобрал копье и двинулся к реке.
Маленькие лапки и ручки енота весело болтались