Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад
— Я привез ваш заказ, — бодрым тоном, казавшимся Юргену неестественным, известил он. — Ведь здесь проживает семья Эр?
Юрген молча кивнул: ком встал в горле и язык не повернулся сказать, что «семьи Эр» больше нет. Есть только он. По закону Юрген мог бы даже вернуть себе прежнюю фамилию. Но и фамилия «помнит» Дашу.
— Я управился точно в срок, — сообщил плотник и принялся стаскивать с доски свою поклажу. — Где вы планируете их разместить?
— Кого? — выдавил из себя Юрген, не понимая, что происходит, и какого смерча ему сейчас привезли.
— Ваши кровати! — улыбнулся плотник. — Я поздравляю вас с таким замечательным приобретением. Две удобные односпальные кровати, мореный кедр, резьба, шарики в изголовье, лаковая роспись, изящные ножки — в точности, как во дворце Верховного, он как раз тоже недавно заказывал у меня мебель. Правда, не кровати, а стулья, но…
— Я не заказывал, — глухо проговорил Юрген. День стоял весенний, теплый, но его прошиб озноб, словно человека, попавшего под зимний сквозняк.
На лице плотника появилось озадаченное выражение.
— Как же? Вы сами два с половиной месяца назад лично прилетали ко мне и делали заказ на две односпальные кровати. Даже расплатились заранее. О том и запись есть.
Юрген стянул краешек ткани. Кровати были новыми, пахнущими свежим кедром и смолой. Чужими. Неуместными среди кривых от старости сливовых деревьев и этой пустой усадьбы.
— Увезите их… обратно. Деньги возвращать не нужно.
Плотник перестал улыбаться.
— Почему? Вам не нравится?
— Дело не в этом…
— Что с вами? Вы бледны.
Юрген почувствовал, как у него опять начинают болеть глаза от подступающих слез. Но реветь, тем более в присутствии постороннего, он не собирался.
— Все в порядке. Ради Небес, увезите и продайте кому-нибудь другому.
Плотник внимательнее заглянул ему в лицо, а потом молча погрузил так и не распакованные кровати обратно и улетел восвояси. А Юрген долго смотрел ему вслед и думал, что каких-то два с половиной месяца назад, оказывается, был счастлив. И глуп настолько, что понял свое безвозвратно минувшее счастье лишь теперь.
Дни шли, похожие один на другой. Сливы в маленьком саду отцветали и покрывались узловатыми несъедобными ягодками темно-зеленого цвета. Лето приходило на смену весне, слой неприкосновенной пыли в доме понемногу рос. Изредка залетала Рафуша, но сейчас, вступающая в пору юности, она была слишком занята, чтобы дни напролет сидеть со скорбящим братом. Да Юрген этого и не хотел. Родители, отчаявшись, оставили его в покое и молча надеялись, что тоска сына когда-нибудь кончится. Однажды прилетел отец Даши, весь прозрачный от горя, и долго заверял, что ни в чем не винит зятя. От этих заверений Юргену было только хуже.
Несколько раз его навещали коллеги, пытались развлечь, пересказывая новости, но улетали ни с чем. Юргену не хотелось ни новостей, ни развлечений. День ото дня он просыпался в пустом молчаливом доме, ел какую-то пищу, утратившую вкус и запах, глядел на темные скелетики укропной рассады, выбросить которую не поднималась рука, а затем бродил по саду или подолгу сидел на диване, уставившись в точку. Он вспоминал, как перед самой свадьбой Рафуша ляпнула предположение, что, возможно, нежеланная невеста вскоре улетит на Небеса. И тогда Юрген был готов отдать за это полжизни. А теперь — всю жизнь, чтобы ее вернуть.
А как они друг другу снотворного подмешали! Вот уж агенты оба, нечего сказать. А как они ругались из-за всякой чуши, и Дашка метала сквозняки, улетая в ночь, а он потом разыскивал ее в потемках, осыпая всеми известными проклятиями…
В шкафу до сих пор висит ее одежда, даже та злосчастная блузка, которой он однажды по ошибке вытер пол.
В ушах до сих пор стоит ее голос:
«Юра! Юрка! Я тебя люблю! Люблю! Очень!»
Но сказать в ответ «я тоже» больше нельзя.
Юрген перестал бывать на работе с того времени, как стало ясно, что Клима его обманула. Даже не так — переиграла. В конце концов, он тоже не был с нею честен, и тайная канцелярия без зазрения совести воспользовалась бы слабостью обды, как сама Клима — слабостью Юргена. В тот день Липка громко орал на него, обвиняя в халатности и непрофессионализме, обещая уволить в третий корпус бумажки перебирать, а то и вовсе посадить за преступление против интересов родины. А Юргену было почти все равно. Потом Липка немного поутих и сухо проинформировал, что стукнутый об тучу посол чем-то дорог лично Климэн Ченаре, и, подставив его, она, тем не менее, сделала так, чтобы Юргена не погнали с должности, а даже наоборот повысили. Личный посол повелительницы соседней державы — это не агентик какой-нибудь. Тут дорога в пятнадцатый корпус. И, по правде говоря, Юрка сделал все возможное, и не всякий на его месте смог бы больше.
Но и похвалы Юрген выслушал равнодушно.
После того разговора он почти не появлялся в корпусе, а потом и вовсе перестал туда летать. В иное время пропадал бы там днем и ночью, а сейчас отчего-то не тянуло. И еще Юрген думал, что не понимает Липкину мать, после гибели мужа взявшую с сына клятву, что тот по примеру отца станет агентом. И, наоборот, понимает Липку, который не хотел жениться на Рише.
В один из череды одинаковых дней Юра обратил внимание на свои руки, державшие вилку. Запястья истончились, сквозь бледную кожу ярко проглядывали сосуды. Лунки ногтей тоже казались тоньше обычного, а очертания суставов сделались явственнее. А когда молодой сильф подошел к зеркалу и вгляделся в свое лицо, ему отчего-то вспомнилась Фистерия Урь, давно развеявшаяся бабушка Дарьянэ, из-за которой, собственно, и состоялся весь этот трижды распроклятый брак. У Фистерии Урь на закате жизни были такие же тускло блестящие глаза, тонкий нос и почти стеклянная шея.
«Ну и пусть», — с каким-то исступленным удовлетворением подумал Юра и отправился сидеть на диване.
Но сегодня ему не дали предаваться скорби.
Незапертая входная дверь хлопнула резко и слишком громко на фоне тоскливой тишины. Стукнула о пыльную подставку белая доска очередной обновленной модели, и сквозняк донес из прихожей профессионально тихие, но уверенные шаги.
— Ну и запустение ты тут развел, Юрка! — попенял Костя Липка, входя. Его взгляд задержался на протеже и потрясенно замер. — А себя запустил еще хуже. Ты в зеркало давно смотрелся?
— Сегодня утром, — вздохнул Юрген и подтянул колени к подбородку.
Липка подошел к его дивану вплотную. В глазах агента было то задумчивое выражение, с
