Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Я не понимаю, — в сомнении проговорила Мэй Ли.

— Да, — согласился человек, — конечно же, ты не понимаешь. Тебе нужно первоначально многому научиться, прежде чем становиться одной из моих прислужниц. Угадывать желания своего господина до того, как он сам произнесет слова вслух, быть искренней в своих суждениях, оставаться воплощение чистоты, даже когда тебя окружает грязь и смрад. В моих владениях не так много преданных людей, но каждому из тех, кому я доверяю, я могу вверить свою жизнь.

Мужчина поднялся со своему места, и тогда Мэй Ли обратила взор на его спину, следя за его звериными движениями, как колышется подол черной туники без рукавов и сверкает золотая вышивка с причудливой символикой вечности на груди, облегающей его сильные мускулы, как обтягивает тонкий тканевый пояс поясницу, и как костные украшения серебряными вставками на затылке отсвечивают снегами вьюги в черных прядях волос. Он вплотную подошел к окнам, не боясь смотреть в омут неба, сцепив руки за спиной, наблюдая, как вытянутые серо-белые ложбины облачной грядой простирались в небесном своде.

— Знаешь, почему царство Цинн считается одним из самых богатейших в трех Империях? Потому что я лично назначаю людей на главные посты, отбирая каждого по его мастерству, воспитанию и дани, отдаваемым веяниям традиций. Только так можно сохранить порядок. Я всегда выбираю лучших из лучших. И не найти среди живущих и поныне человека, что смог превзойти Алена Вэя в искусстве целителя. Врачеватели и ученые прошлого были выдающимися знатоками материи жизни, — он растягивал слова своим утробным голосом, и от его звука проникающего в чрево ее сути, колени дрожали.

— И если раньше люди не могли сохранить свою молодость, утрачивая ее со скоротечностью пролетающих как крылья ястреба лет, теряли волю к жизни, лишившись конечностей, впадая во мрак отчаяния, не озаренного и каплей света, умирая бездыханно от смертельных болезней, поражающих тела, — он помедлил перед тем, как продолжить, и повернулся к ней, уловив момент, чтобы встретиться с прозрачностью и ясностью ее прекрасных глаз, — то теперь человечество замедлило время, остановив неизбежность, достигнув высот, благодаря знаниям и жертвам множества людей. Хватило мгновения, чтобы плеч коснулась стальная волна окатившего небывалого чувства страха и возбуждения, пронесшегося по коже, как ледяная вода. А может и не ужас был то, а нечто иное, чему она не могла дать объяснения. Воздух наполнялся горным холодом, и как бы она ни старалась сохранить невозмутимость, сердце взволновали осенние ветры, что развевали утренние долины, вымершими под молочными туманами, а когда он произнес ее имя, она молила себя не дать внутреннему самообладанию не дать расколоться на крупные осколки.

— Мэй Ли, — сказал человек, и стены эхом вторили его мирному голосу, распадаясь течением бурной мелководной реки, — если кто-то превосходящий тебя по талантам кроме твоего наставника? Среди всех земель Китая нет никого равных тебе в искусстве целительных снадобий. Вот почему я взял тебя с собой. Нельзя позволить такому редкому дару пасть и увянуть не раскрытым прекрасным бутоном розы.

Он обошел ее сзади дивана, в случайном жесте касаясь простертой ладонью деревянных краев дивана, проводя металлическими остриями по выступам плотной древесины, и остановился прямо за ней, наклоняясь. И дыхание его ошпарило ее лицо, когда он прошептал возле уха:

— В свои владения я забираю самое прекрасное, собирая в пору цветения наилучшие сорта, дарованные нам жизнью. Ее охватила дрожь, и, улыбнувшись, человек мягко скользнул острым серебром по щеке, в ленивом желании дарую мимолетную ласку, будто балуя маленькое дитя, сливаясь с ее смятением. Так дождь нежнейшими наперсниками радуются воссоединению с землей, так падают высокие колосья под беспокойным и трудоемким плетением призрачно-воздушной сети паука.

— Идем, — сказал он, — я покажу тебе кое-что особенное. Мужчина протянул ей свою руку, и всего на секунду она помедлила, пальцы содрогнулись у самой его ладони, как от восходящего горячего потока пламени, но осмелев, девушка возложила свою руку, и мягкость его кожи отозвала в ней удивление. Так поражается ребенок, впервые увидевший хрупкие пласты льда на занесенных изморосью и инеем дорогах.

— Ты боишься меня, Мэй Ли? — осведомился он, поравнявшись рядом с ней.

И непроизвольно с языка сорвалась правда, сознание дремало, когда тело бодрствовало:

— Да.

Но признание нисколько не осерчало его, напротив, в водянистых глазах заплясали искры удовлетворения, как если бы ее ответ услаждал его слух, как пение дивной артистки. Он улыбался, обнажив белоснежные ровные зубы, и когда они остановились возле массивных дверей из черного агата, человек посмотрел в глубину ее глаз, полных замешательства и неверия, когда затрещали вставленные замки открываемых дверей. Он подал ей свой локоть, безмолвно говоря, чтобы она приняла его приглашение, и Мэй Ли позволила ему поступить так, как ему хотелось. Ведь она находилась на его корабле, в его личных апартаментах, стояла подле него, слыша его дыхание у самых волос. Они стояли плечом к плечу друг к другу, и нестерпимая нужда знания завладела ее разумом. Почему кому-то вроде нее позволено было стоять рядом с владыкой целой провинции? Они не заключили меж собой клятвы крови услужения и подчинения, что делало ее свободной женщиной. Человек подобный ему никогда не совершает необдуманных поступков, и если он пойдет с ней вровень по всему фрегату, что подумают остальные служители, кем посчитаю ее? Мужчина не отпускал ее руки на протяжении всего пути, проходящему по лабиринту, показавшихся бесконечных проходов. И все склоняли голову, встречая своего владыку, останавливались, бросая обязанности и прижимаясь ладонями к плитам, не поднимая глаз и перед Мэй Ли, словно в ней они видели родовитую дворянку, и спиной она чувствовала обращенные к ней загадочные взоры. Драгоценные золотые циновки быстро поднимались перед каждой новой аркой, мелькающей над их головами, и звенящий звук был единственным якорем, удерживающим ее в сознании, за все время их переходов, они так и не произнесли ни слова.

Широкая белоснежная лестница стала препятствием для ее несломленной выдержки, подошва темных тканевых туфель скользила по мрамору, и если бы не сильная рука, поддерживающая ее за талию, и не торопливые, терпеливые ожидания провожатого, Мэй Ли бы не смогла удержаться на ногах. Столь резкая перемена характера спутника пугала. Слишком сложно стереть из памяти мгновения, озаренные слепящей болью, щеки от его ударов нещадно ныли, а длинные серебряные когти, тонкой цепочкой, соединяющейся на пальцах, что вонзились глубоко в плоть, обещаясь умертвить, теперь мягко огибали, и через плотную ткань, кожей, она ощущала заточенные лезвия.