Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

Когда же ее подвели к тяжелым дверям из цельного черного камня, высоким, как алтарные ворота храмов, по которым ползли парные драконы, огибающие змеиные, плотные туловища, перепончатыми лапами впиваясь в камень, словно те намеривались разломить дверь, но львиные морды скалились, опуская мощные головы на пришедших умаливать в милости, что означало, они жаждали свалиться на головы своими неподъемными и скользкими телами на головы недоброжелательных прихожан, чтобы разорвать на части, защищая господина. Неровной и нетвердой походкой подошла она к небесным драконам, глотая воздух и скрывая страдальческое лицо в дрожащих и похолодевших ладонях.

— Молодая госпожа, — хоровым говором молвили прислужницы, когда она мотала головой, не в силах вслушиваться в их голоса, ощущать на губах поцелуи бесцветного воздуха, и как горлица хлопает крыльями, она смаргивала с глаз подступающую влагу, — просим насладиться беседою и испробовать кровяной длани, дабы стать нам сестрою иль матерью. Женщины вновь поклонились, и двери распахнулись, и, ощутив холод, пришедший изнутри, она вошла внутрь, ступив через порог. Убранство и интерьер были не такими, какие она ожидала увидеть, вместо холодных цветов присутствовали теплые, красные и лиловые оттенки на расписных стенах и мягкой обивке классических соф с волновой спинкой, по которой извивались обширные пышные гряды холмов, и дубрав, окаймленных с высоты. Низкие прямые шкафы из темной древесины и прямые окна во всю стену, осветляющие тщедушные, скудные апартаменты. Дворяне и высшие чины любили выставлять свое богатство напоказ. Многие вельможи, чей пост передавался к последующему династическому наследнику, поколение за поколением облагораживали фамильные особняки и комнаты, затрачивая десятилетия на проектирование внутренних галерей и тайных коридоров родовитых домов, выстраивая монолитные каменные склепы у кряжей возле пологих водоемов, и скупая земли для воздвижения в горных хребтах усадеб, прожженных солнечными туманами, где внизу раскидывались густые темно-зеленые ландшафты лесов, отливающих слезами черной ночи. Внутренние комнаты и масштабы пространства фрегата были огромны, на таком судне могло находиться свыше тысячи человек, не считая слуг, и для каждого нашлась бы отдельная зала. Роскошные фонтаны и продолговатые палубы, украшенные высокими мраморными статуями. Здесь же было по обыкновению уютно и просторно, можно было бы предположить, что здесь жил человек среднего класса, но не как властелин одной из могущественных и самых процветающих провинций Китая. Вещей и мебели было совсем немного, практически не было. Стопка чистых мелованных листов на длинном столе и золотых чернильниц с гравированными цветочными лозами по бокам, стеклянные и ониксовые ручки, пиала с чистой чашей воды. Огромная кровать с аметистово-красным балдахином и янтарно-алыми шелковыми покрывалами, и ажурными столбиками из чистого золота, от которых сходились высокие крылья феникса, белоснежные столешницы, на которых стояли крупные вазы с высокими молочными коалами. Мужчина же сидел на одном из диванов в арабском стиле, стоящих друг напротив друга, просматривая тонким, как игла металлическим кончиком когтей голографические записи, его обволакивал удушливый и сладкий дым от зажженных палочек с благовонием.

— Проходи сразу, коли ступила за порог, — сказал он, не отрывая взгляда от записей, быстро мелькающих перед его темными, созерцательными и прожигающими дотла глазами, — в противном случае, ты окажешь неуважение пригласившему тебя человеку. Особенно если он занимает высокий статус на государственной службе или в тех средах общества, о которых лучше не говорить при дворе среди благороднейших мужей.

Мэй Ли в покорном и ровном жесте поклонилась, но не так, как делали слуги, что встречали ее, а так, как она приветствовала всех в доме Алена Вэя. Лоб склонялся на тыловую часть выпрямленных ладоней и медленно, как на выступлении сценического танца, она медленно сгибала колени, но, не опускаясь на пол. И когда она села на край софы, не смея откинуться спиной на мягкую обивку, дабы не показать своей раскованности и слабости, сложила ладони вместе, положив их на колени. У нее была прекрасная прямая осанка, длинная лебединая шея, а какие у нее были пушистые, угольные ресницы. Одним взмахом таких ресниц она могла покорить сердце любого мужчины, увлекая и заражая утонченностью и скрытым изяществом самого бездушного ценителя искусства. Порой аристократов выдает одна лишь манера их походки, выражение глаз и лица, в том, с какой танцевальной грацией двигаются тела. Гордыня и интеллигентность смешивались в ее женственных чертах. И мелодия гармонии ремесла дабы ублажать талантом читалась в ее свежих, неопороченных страстью мужчин очертаниях. Мужчина провел ладонью в воздухе, и диаграммные записи исчезли, обращая все свое внимание к сидящей перед ним девушкой.

— Когда предстаешь перед человеком, кем бы они ни был, нужно поднимать на него свое лицо, смотря прямо в глаза. Ведь так твой собеседник, сможет узнать чистоту твоих намерений и искренность речи, — его голос был мягким, не таким, как прежде, в них проскальзывали нотки теплоты и доброты. С советом так обращались старшие учителя к своим ученикам, с нежнейшим предложением растолковывал бы брат сестре наставление, целители, успокаивая мучавшегося в агонии страждущего.

Мэй Ли изумила эта перемена, но она так и не подняла на него своих глаз, пытаясь разгадать в голосе притворство и утаенные в недрах мотивы.

— Я не достойна поднимать глаз на неравного себе, и готова лишь вслушиваться и отвечать по желанию, говорящего со мной, — ответила она.

Мужчина откинулся назад, разглядывая ее ленивым и неспешным взглядом, и в каком бы направлении не блуждали его пылкие глаза по девичьему телу, каждая ее часть пылала, а кожа, словно раздражаясь под горячим взором, краснела.

— Так велит этикет, — согласился он, цепляясь чашу и отпивая несколькими небольшими глотками холодную воду, — но ты не моя слуга до тех пор, пока мы не заключим с тобой договора. А потому, когда ты будешь встречаться со многими достопочтимыми сановниками моего круга, я не хочу, чтобы ты прятала свои глаза, — он тихо рассмеялся, казалось, нечто непонятное ее разуму забавляло его. — Иначе меня посчитают деспотом, — добавил он, со стуком ставя о зеркальную столешницу бокал.

— Я не понимаю, — в сомнении проговорила Мэй Ли.

— Да, — согласился человек, — конечно же, ты не понимаешь. Тебе нужно первоначально многому научиться, прежде чем становиться одной из моих прислужниц. Угадывать желания своего господина до того, как он сам произнесет слова вслух, быть искренней в своих суждениях, оставаться воплощение чистоты, даже когда тебя окружает грязь и смрад. В моих владениях не так много преданных людей, но каждому из тех, кому я доверяю, я могу вверить свою жизнь.