Алиса Элер - В погоне за солнцем (СИ)
Глава 9
Вечер и день прошли неприметно. Мы перебрасывались короткими шутками и подколками, болтали о пустяках, но чаще думали о своем и понукали коней, почти нигде не задерживаясь. Чем ближе мы подъезжали к Зеленым Холмам, тем сильнее нами завладевало нетерпение.
Только поздним вечером, когда пришла пора делать привал и нежелание ждать, гонящее и гонящее нас вперед, поутихло, мы заговорили. Правда, далеко не так, как мне хотелось бы.
— Не остановились бы — прибыли бы уже сегодня ночью.
— Если тебе не терпится, можешь ехать дальше, — пожал плечами я, не отрываясь от прежнего занятия — развьючивания лошадей. И добавил подчеркнуто-безразлично: — Один.
— А ты? — лукаво сощурился Нэльвё. — Трусишь?
— А я не настолько тороплюсь, чтобы ехать впотьмах.
— Трусишь! — с удовольствием повторил он, смакуя слово, уже не как вопрос, а как утверждение. Насмешки в его голосе не было — только веселье.
В другой раз я бы обязательно подыграл ему, но не сегодня.
— Мне не нравится эта ночь, — просто сказал я, доставая из сумки тонкие и легкие шерстяные покрывала Shie-thany, на которых можно было спать даже на по-весеннему холодной земле. — Такой ответ тебя устроит?
— Неужели есть что-то, что может угрожать сказителю?
— Пущенная вслепую стрела A'shes-tairy, например, — в тон его деланному удивлению ответил я. Впрочем, ни чуточку его не убедив, потому что в голосе Нэльвё звучала уже не ирония: откровенный сарказм.
— «Сумеречные»? Что им делать тут, вдали от Перевала?
Я пожал плечами, как бы говоря, что не собираюсь ничего объяснять и оставляю его самого додумывать эту мысль. Благо, готовка — а именно ей сегодня предстояло заниматься Нэльвё — вообще располагает к созерцанию и неспешным раздумьям.
Поняв, что подыгрывать я не собираюсь, и на облюбованной нами полянке снова невыносимо скучно, Отрекшийся все-таки отправился кашеварить. Рядом тут же закрутилась, как любопытная кошка, Камелия. Она так и норовила сунуть нос в котелок, из которого доносились соблазнительные ароматы долгожданного ужина, и влезть под руку в самый неподходящий момент. Когда ее навязчивое внимание начинало совсем уж мешать, Нэльвё негромко, но угрожающе взрыкивал, как матерый кот на долговязого котенка, путающегося под ногами. Того и гляди стукнет лапой — не больно, но обидно — и больше нельзя будет совать любопытный нос в его дела.
Я закашлялся, безнадежно пытаясь скрыть за кашлем смех. К счастью, мои спутники были так увлечены кулинарными подвигами, что не заметили моего возмутительно хорошего настроения. Покончив с расседлыванием лошадей и кое-как обустроив место ночлега, я шагнул за очерченный жарким костром круг света. Пришлось углубиться в лес: отблески пламени не давали глазам привыкнуть к темноте настолько, чтобы я мог различать в ее мягких объятиях нужный мне хворост. Костер должен гореть всю ночь, согревая податливую, мягкую и мшистую землю, разгоняя ночную мглу. И указывая мне путь, когда придет время.
* * *— Мастер Мио, — негромко позвала меня Камелия. Она сидела напротив: продрогшая, сжавшаяся, как воробушек, и кутающаяся в одеяло. В глазах, непривычно темных, отражалось пламя, изгибающееся от прикосновений ветра.
Изгибающееся, выгибающееся и переплетающееся с ним воедино…
Негромкий и слабый, будто надломленный, голос Камелия прозвучал тогда, когда я уже перестал его ждать, заставив вздрогнуть.
— Я все время думаю о том, что вы мне сказали… о жестокости и преступности милосердия… Разве эта жестокость — не то же, что меньшее зло? И разве меньшее зло — это правильно?
Я молчал, удивленный ее вопросом, не зная, чем на него ответить. Потом усмехнулся, уставившись в огонь и далекое небо, сгорающее во всполохах пламени.
…Ночь обнимала нас, пряча от черноты вокруг и от подбирающегося на мягких лапах зла. Ее косы пахли не свежестью древесной коры и прошлогодних листьев — жаром костра, позабытым домом, а глаза смеялись из небесной выси, прячущейся среди сомкнувшихся крон.
Нэльвё, посмеялся над моими опасениями и предложил побыть часовым первую половину ночи. По-хорошему я должен был устроиться поудобнее и задремать, вырвав у предначертанного хотя бы несколько часов сна. Но он все не шел, и я просто сидел, смотря в огонь, пока не пришла такая же встрепанная и лишенная сна Камелия.
— Меньшее зло, оправданная жестокость… — негромко начал я спустя пару минут. — Я бы хотел сказать, что нет никакого меньшего зла, но это было бы ложью. Да, Камелия, это действительно «меньшее зло». Его не должно быть и не было прежде.
— А когда — не было?
Я улыбнулся. Только улыбка вышла грустной.
— Давно… очень давно. Тогда, когда время шло иначе, и тысячелетия длились, как один день. Один из тех, кого вы называете мудрецами, когда-то сказал, что «боги бессмертны и вечно блаженны». Мы были в ту пору такими безмятежными богами, не знающими зла и жестокости.
— И… что случилось потом? Почему все стало так, как сейчас?
«Почему?» Я тихо усмехнулся. Помолчал, все глядя в огонь, не сводя с него взгляда ни на мгновение. И в этом пламени, светлом и ясном, мне вдруг привиделось другое: яростное и безжалостное, черно-красное, сжегшую Северу в дыхании драконов — и обрушившееся на нас кошмаром Тысячелетней ночи.
— У нас есть слова, которыми заканчиваются почти все старинные баллады и предания, — вдруг сказал я, когда Камелия уже отчаялась дождаться ответа. Сказал, зная, что то, что она услышит, ей не понравится. — «Ess l'Line doerry».
И, помедлив, повторил на северском:
— «А потом пришли люди».
Камелия, подавшаяся было ко мне, отшатнулась.
— Но разве это правда? Разве может кто-то измениться не сам, а…
Она растерянно замолчала, не зная, что сказать: такая по-детски растерянная и расстроенная, как если бы я неосторожно сказал что-то, разбившее все, во что она верила прежде.
— Конечно, не виноваты, — улыбнулся я и разжал пальцы. Палочка, которой я прежде ворошил угли, упала в них, взвив рой обжигающе-ярких искр. На мгновение пламя приникло к земле, робко и пугливо, но тут же прянуло ввысь, еще жарче и сильнее, чем прежде. — Но с этого все началось.
Я поднялся и подал притихшей девушке руку.
— Пойдемте, Камелия. Вам пора отходить ко сну, а мне — сменять Нэльвё.
— Мне кажется, я ни за что сейчас не усну, — тихо пожаловалась она, вставая и зябко кутаясь в одеяло, как в шаль. Я только улыбнулся на ее робкое признание, потому что тоже не мог бы уснуть. Мной владело непонятное волнение с предвкушением и нетерпением.
Хотелось броситься в ночь сейчас, немедленно, ничего не объясняя тем, кто почему-то счел, что им со мной по пути. Не друзьям, не врагам — смутным теням, бродящим впотьмах, не видя дороги… Теням, тянущим назад тогда, когда я не могу, не имею права остановиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});