Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

Как и ожидалось, разоблачение вызвало частичный ажиотаж, поскольку Ерош, Нлуй и Рокирх давно прибывали в курсе личности представительного шатена, а Владомир считал особу Читающего более значимой, чем Наследника. Прочие же долго не могли прийти в себя и почти забыли о сне и ужине, желая подержаться за надежду Долины, переброситься с ним парой фраз или расспросить о множестве овеянных легендами предрассудков относительно придворной жизни. В требуемое благоговение впасть уже ни у кого не получалось по причине длительных совместных мытарств и привычного неформального общения, осуществлявшегося ранее. Смущённые и растерянные гроллины испытывали лёгкую досаду и неловкость за опрометчивое поведение и такое безропотное подчинение вурлоку в присутствии будущего Императора. Испытывали не долго, ровно до тех пор, пока Рокирх не приказал разбить лагерь и установить дежурства. О Наследнике не забыли, его по-прежнему с придыханием разглядывали, но командование беловолосого было привычней и проверенней.

Каринаррия Корсач отметила для себя определённое чувство облегчения, когда последний налёт таинственности спал с личности её телохранителя. Приходилось признать, что она до последнего беспокоилась за сохранность и удобство не приученного к суровому гроллинскому быту Наследника в окружении простых и бесцеремонных вояк. Сейчас же девушка не нашла в себе сил, чтобы участвовать в общих волнениях. Она прилегла на том же месте, где и сидела и быстро погрузилась в глубокий сон, успев почувствовать лишь, как её укрывают чьим-то плащом. Карина не слышала посторонних шумов или запахов, ей сейчас важно было запастись силами, так как внутреннее ощущение подсказывало, что ближайшее время для сна представится очень не скоро.

… иди ко мне, девочка. Не валяй дурака! Ты не сможешь изменить предначертанного! Смирись! Иди! Осталось слишком мало времени. Не думай, что распоряжаешься своей судьбой. Впусти меня…

Внезапный пронзительный вопль заставил Каринку вскочить на месте и, не удержав равновесие, рухнуть обратно на собственный смятый навес. Отряд почти в полном составе сидел возле костра, ожидая новой порции бульона из трёх небольших походных котелков. Мужчины побросали миски и ощетинились первым попавшимся под руки оружием. Были и кинжалы, и лёгкие клинки, и даже несколько вилок. За спинами воинов не было видно коварного участка дороги, что принёс леденящий кровь звук. Почуяв неладное, Каринка бросилась сквозь толпу навстречу порождению Затаённого леса, посланному господином. Её попытались оттеснить за спины, но девушка могла быть очень юркой в минуты крайней необходимости. Кромка тени, не проницаемая для сияния костра, слегка дрожала, пожирая бесконечную дорогу и сгустившийся лес. Прорывая её к свету, качаясь и почти падая, тянулась сутулая мужская фигура.

— Отставить, — раздражённо рыкнул Рокирх успевшим перехватить метательные ножи в боевой захват.

Он без опаски шагнул на край густеющих сумерек и, подхватив бесформенное нечто, поволок его к костру. Наследник был бледен, в нём больше не узнавалось жизнерадостного молодого человека, полного энергии и смелых мечт о великих свершениях. Мужчина сдерживал пальцами разъезжающуюся кожу на боку и слегка стонал. Сквозь внушительную обугленную дыру в его забрызганной кровью рубашке виднелась почерневшая кожа. Гроллины взирали на это святотатство со смесью ужаса и удивления, словно не могли представить, что с сыном Императора способно случиться нечто подобное. Вурлоки косо переглядывались между собой и предусмотрительно старались отойти на второй план, каждый из них мог залечить рану Наследника за считанные часы, но не хотел тратить свой единственный шанс на восстановление в неделю, а то и две. Те же, кто обладал большим потенциалом, благоразумно придерживались принципа "своя рубашка ближе к телу".

— Повреждения пустяковые, — резюмировал вурлок в довольно зрелом возрасте после непродолжительного осмотра. — Принесите сюда свои заначки, парни, будем штопать по свежему и плесните молодцу с плошку, с пьяни легче перенесёт.

— Е… — только и попытался выговорить жертва подлейшего заговора, глядя на Каринку полными испуга глазами.

— Лучше не напрягайся, — добродушно посоветовал кто-то из обладателей заветной фляжки со спиртным.

— Ерош… убит…

Каринаррия даже сама не ожидала от себя подобного крика. Непривычные мужчины, кто полуприсел, кто рефлекторно зажал уши. Кто-то попытался ещё перехватить за локоть бросившуюся в темноту девушку, но, разумеется, не успел. Им только и оставалось, что поднимать из костра палки и бежать следом за сумасшедшей, но очень необходимой в походе ведьмой.

… допрыгалась? Доигралась? Возомнила себя вершительницей судеб? Думала, что сможешь обернуть рок? Теперь-то до тебя доходит, поганка, что ты творишь, своими выходками…

Голос долго и противно смеялся, скрипя осколками стекла по металлу. Каринаррия была не в силах слышать его, она просто перестала ощущать себя, превратившись в сгусток отчаянья и паники. Она не могла поверить в случившееся до конца, не могла принять такого результата собственных планов. Только не такого. Когда она смотрела на своего ответственного и до умилительности серьёзного двоюродного брата в доме деда или потом в лагере вурлоков, на привалах, не таким ей представлялось его будущее. Мальчик должен был стать весьма талантливым дипломатом, эрудированным и проницательным переговорщиком, что всегда умеет добиться своего, а не умереть на проклятой дороге посреди убогого леса. Он словно не мог умереть, словно смерти для него не могло существовать как таковой. Сначала была беспросветная тьма, что лишь с неохотой и нарочитой ленью, облачается в полутени и затапливающее все отчаянье. После смятый живой бугор сумрака, рыхлый, рваный с вздымающимися, дрожащими боками из-под которого торчала искорёженная рука Ероша и ярость.

Когда переполошившийся отряд догнал-таки не к месту прыткую девчонку, картина, представшая перед ними, вызвала в опытных бойцах настоящую оторопь. Глубокая борозда в песке, доведённом до состояния стекла, пересекала половину дороги и пряталась где-то в кустах. Там же в уродливой, противной всякому естеству позе лежало местами обугленное тело несчастного паренька. Брызги крови и расплавленной одежды покрывали ближайшие деревья и кусты. Но не это шокировало мужчин. Возле тела в неравной схватке сошлась хрупкая девушка с оброненным клинком Ларсареца и четыре бесформенных сгустка, больше напоминающие истекающих жиром пиявок. Если судить по отрубленным студенистым лужам и чёрным разводам на руках и подбородке маленькой наставницы пансионата, бой был неравным. Твари верещали, извивались и пытались втянуться в землю, девушка же устрашающе щерила ровные зубки в хищной ухмылке и очень профессионально раскручивала слишком тяжёлый для её хрупких ручек меч. Зелёные глаза воительницы светились и словно не принадлежали женскому существу. Едкому и губительному свету палок мерзкие твари обрадовались, как гости пыточных застенков спасительной плахе, и растворились в глубинах темноты, продолжая стонать от боли.