Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

Было темно. Темнота не объяснялась временем суток, хотя, в каком положении сейчас находилось солнце, совершенно утратило смысл. Девушка сидела на узком металлическом карнизе мусоропровода, упираясь разодранными коленями в грязные стенки, покрытые пылью и дурно пахнущими остатками потрохов. На расстоянии вытянутой руки была решётчатая дверца, замаскированная некогда куском тканых обоев. Сквозь её прорехи сюда попадали лучи солнца и тишина, мёртвая тишина без пугающего шарканья ног и глубокого сопения. Каринка поползла к дверце; разбитая и наспех залеченная рука плохо сгибалась в запястье, уныло гудели уставшие мышцы. В лучах солнца можно было заметить лишь край ободранной стены и небольшой участок пола. Женщина лежала лицом вниз, под ней уже засохла большая тёмная лужа крови. Она не была первой. Здесь были ещё люди: на флигеле северной башни сидел сын отцовского советника и безумно подвывал от ужаса (Каринка видела это, пробегая по открытой террасе); в зале для игр забаррикадировались бильярдным столом три горничные, старый лакей, два поварёнка и филькон шаль-тэ Зимородок (их было видно из потайного входа, но Каринка тогда проползла мимо, пожалев знакомого мальчишку с кухни, что вне распорядка доставал сахарные каштаны, и не желая наводить на них погоню); ещё группа придворных пряталась в оружейной и винном погребе, если судить по доносившимся звукам. Но, скорее всего, все они уже просто были. Пятый день делал таким незначительным такие посторонние заботы, как мысли о криках где-то внизу. Женщина, что учила её играть на скрипке и рассерженно пыталась вдалбливать простейшие мелодии, уже почернела и начала гнить. В её глазах копошились насекомые, внутренности смешались между собой, а запах из удушающее рвотного стал почти неуловимым для носа. Живот мерзко свело от голода.

Первой была ещё достаточно юная жена фелькона тэ Жаворонка, она обнаружила Каринку в детской, где та по старой памяти пряталась под большим, обтянутым кожей песчаной гадюки столом для рисования. Тогда Каринке повезло, обезумевшая женщина была беременной и не могла выпустить щупальца. Она сломала своей жертве руку, разорвала жилет, но не смогла угнаться за хорошо тренированным подростком, что бросился в разбитое окно. Потом отвратительный садовник с оторванной до колена ногой почти достал Каринку из куста редкой акации и загнал на кухню, где кроме еды была семилетняя девочка посудомойка…. Их было много, на первом этаже, в отцовском кабинете, в тайнике возле матушкиной оранжереи, чем ближе к земле, к городу, тем больше. Каринка это быстро поняла и не стала привязывать себя к таким желанным кухням или оружейной, а стремилась ввысь, под крышу, к сухим, голодным, но спокойным чердакам. Оставалось немного, один лестничный пролёт и каменные ступени в кладке, но появилась она. Просто выскочила из золотистой комнаты для полуденного чаепития, уже полностью трансформированная: полуголая, с вывернутым шипастым животом и чёрными щупами. Теперь она лежала мёртвая и приманивала себе подобных тяжёлым запахом потрохов: Каринка была лучшей в школе не просто потому, что её отцом был Рокирх.

Голод сводил с ума, но чувство опасности заставляло сидеть, затаив дыхание, и подавлять инстинкты. Сейчас она выждет необходимое время, убедится, что тварей поблизости нет, вылезет из шахты и отрежет себе, наконец, полоску мяса с бедра. Больше лучше не брать, чтобы не обременять себя. Новая порция сама придёт за ней, когда захочет жрать. Сейчас, очень скоро она поест. Дыхание стало прерывистым. Страх смешивался с голодом, она чувствовала, как сейчас рванёт дверцу, одним прыжком окажется возле трупа… Холодный инстинкт заставил обернуться: в шахте мусоропровода больше не отдавались вопли, был скрежет. Каринка поняла, что не успевает выпустить шипы. Тварь сделала выпад, и уже глубоко засевший в грудине шип прокручивался, подтягивая к себе извивающееся тело. Морда с вырванной скуловой костью потянулась к ней. Как близко… Каринка изо всех сил упёрлась ногами в стенку и вцепилась зубами в шею ненавистного создания…

Тяжёлые крепкие руки кандалами сжались на её запястьях.

— Госпожа Корсач!?! — голос был отрывистым, злым и одновременно удивлённым.

— Ес-сли наст-только, — девушка едва могла выговаривать слова от ужаса, образы из чужого сна живо всплывали перед глазами и лишали воли, — мож-жете съесть меня…

— Я Вас напугал? — мужчина смягчил тон и расслабил руки, приподнимая голову с колен девушки. — Вы плачете?

Каринка быстро утёрла со щёк грязные разводы и опрометью бросилась к выходу, дрожа от шока и инстинкта самосохранения, но мягкий низкий голос с уставшими печальными нотками остановил её у самого края:

— Останьтесь. Пожалуйста, госпожа Корсач, не уходите. Я не причиню Вам вреда, Вы же знаете, что можете доверять мне. Сейчас время пересменки, и будет неосмотрительно, если Вас увидят выбегающей из моего шатра.

Каринаррия Корсач оценила здравость подобных доводов, присовокупив к попранной чести долгую и мучительную смерть от лап или щупалец (после этого сна они ей до конца жизни за каждой блондинкой мерещиться будут) ревнивой Феррбены. Она осталась, но постаралась сесть поближе к выходу, ей было стыдно бояться этого много выстрадавшего и очень героического человека, только стыд не слишком влиял на общее поведение.

— Подойдите поближе, — голос Рокирха не был суровым, скорее слегка насмешливым (несмотря на всю горечь, чужой страх его временами начинал забавлять), тем не менее, девушка послушно подползла к мужчине и компактно пристроилась возле его ног, подобрав к подбородку коленки. — Здесь особая система. Нас никто не услышит. Сами понимаете, другим лучше не знать про… такой жизненный опыт. Мне очень жаль, что Вы видели это…. Понимаете, госпожа Корсач, мне очень важно, чтобы артефакт был найден. То, чему мы научились за эти три года, не панацея, и Вы сами могли убедиться на примере этого несчастного гроллина. Малейшее потрясение и человек снова теряет разум. Обретя этот артефакт, мы сможем противостоять Тварителю, не только защищаться, но и спасать уже заразившихся. Этот цветок сможет спасти людей. У меня не было возможности раньше поговорить с Вами наедине об этом, простите. Вы имеете полное право ненавидеть меня, я это принимаю, но, пожалуйста, не сбегайте сейчас, когда мы так близки к спасению. Вы наш последний шанс. Помогите нам, госпожа Корсач. Помогите мне…

Девушка подавленно молчала, образ сурового и холоднокровного вурлока, что прошёл множество испытаний и с юных лет занимался спасением своего народа, совершенно не сочетался в её сознании с самой возможностью принесения извинений какой-то обычной наставнице из пансионата, одной из своих многочисленных пешек. Рокирх по-своему расценил её молчание.