Тэд Уильямс - Война Цветов

— Да, пожалуй, ты прав, — сказал Кумбер, все еще размышлявший над последней репликой Тео. — Дуны поступились своим положением в обществе — ведь раньше они составляли весьма могущественный клан, — лишь бы не расставаться со своими любимыми дорогами. А посмотри на меня! Я считаю себя особенным — как же, первый феришер, получивший высшее образование, — а чего я этим добился? Служил в большом доме вместо маленького, только и всего. Остался все тем же слугой, прибирался да мыл посуду. С тем же успехом мог бы возить дрова какому-нибудь фермеру за миску молока и постель в амбаре. Я не выносил вида, в котором леди Амилия оставляла лабораторию, — она уйдет ужинать, а я все вожусь там... Но вообще-то она была неплохая женщина.

Тео в это время наблюдал за группой, где большинство составляли брауни и гоблины. Они толпились у начерченного на земле круга, в котором бегали два жука — бегали как-то странно, точно каждого направляли невидимой палочкой. Один наконец вышел за черту, опрокинулся на спинку, точно этот рывок вконец его обессилил, и задрыгал ножками. Победители радостно завопили, проигравшие заругались.

— Но ты ведь больше не работаешь у нее, — заметил Тео. Выбывшего жука забрали, в круг к чемпиону посадили нового, и азартные крики возобновились. — Тебе не надо больше... служить. Дом Нарцисса рухнул — самое время стать кем-то другим. — «А мне-то самому что надо для этого — чтобы кирпич на башку упал? Я здесь чужой, насильно вырванный из родного мира. Это и мой шанс. Шанс стать другим, сделать что-то, чем я мог бы... гордиться? Разве этого я хочу? Отдает уроками школьного обществоведения».

— Ты прав, Тео, — сказал Кумбер. — И это ты помог мне вернуться к жизни, подарил шанс что-то в себе изменить. Спасибо тебе за это.

— Мне?

— Сам бы я ни за что не выбрался из дома Нарцисса. Там бы и умер. Я уже окончательно сдался.

— Ты меня тоже спасал, и не раз, так что мы в расчете.

— Вот и пришли, — сказал Щеколда. — В тесноте, да не в обиде, так ведь?

Они стояли перед четырехугольной желтой палаткой. Она немного покосилась, но в длину насчитывала футов восемь, а в ширину больше четырех — вполне достаточно для двоих, проспавших последние две ночи на голой земле.

— По-моему, годится.

— Вот и хорошо. Я тоже зайду и представлю вас вашим, как бы это сказать? Соседям?

— Кому?

Но Щеколда уже откинул полотнище и вошел. Тео пролез за ним в низкую дверцу, чуть не запутавшись в брезенте.

— Я вам привел пару хороших ребят, — говорил тем временем Щеколда. — Пуговица лично просил вас принять их, как родных.

Палатку изнутри освещал зеленый болотный фонарик, но и при его слабом свете было видно, что двое жильцов отнюдь не в восторге от такой перспективы.

— Еще двое закадычных друзей Пуговицы? — сказало маленькое круглолицее существо в красном комбинезоне с серебряными застежками. Вздернутый нос и рыжая грива придавали ему сходство с миниатюрным львом, и Тео не сразу разглядел, что оно женского пола. — Под тем же предлогом он запихнул сюда Стриди, и с тех пор мы, Колодезь меня поглоти, каждую ночь слушаем, как он ворочается и бормочет во сне. А как начнет ветры пускать, вся палатка освещается, что твоя Васильковая площадь. Хорошие условия для сна, нечего сказать.

— Полдо тебе, Колика. — Щеколда укоризненно покачал баками. — Ты сама знаешь, что любишь этого паренька, и он к тебе тоже привязан.

— Вот только шуму от него уж слишком много, — проворчала она, но Тео видел, что она уже улыбается. — Ладно, пусть заходят. Как-нибудь втиснемся — в камере у Чемерицы еще и похуже будет, когда нас всех посадят за антицветочную деятельность. Ты как, Колышек, не против?

Вторым жильцом палатки был гоблин, еще более мелкий и жилистый, чем Щеколда и Пуговица, и с темной, почти черной, шерстью. Он поморгал желтыми глазами, словно обдумывая вопрос, и наконец ответил:

— Мне без разницы.

— Вот и славненько! — откликнулся на это более чем сдержанное согласие Щеколда. — Ложитесь-ка спать, новенькие. В полночь я за вами зайду — Пуговица хочет рассказать нам историю.

— Историю? Среди ночи?

— Ну да. Все наши там соберутся. А вы, Колика и Колышек, покажите им, как тут и что, — попросил, вылезая из палатки, Щеколда.

Какой-то предмет, пролетев по воздуху, чуть не попал Тео в голову, но он вовремя перехватил снаряд, оказавшийся помятой металлической фляжкой — из тех, что хорошо помещаются в брючном кармане.

— Там вино — хлебни глоточек, — пояснила Колика. — Милости прошу к нашему шалашу. Называется он «Ядовитый плющ». — Она с прищуром уставилась на несколько обалдевшего Кумбера. — В чем проблема-то? Ты тоже такой, как Примула, у кого юмор давно уже с голоду помер? Или просто не хочешь жить с эмансипированной женщиной?

— Нет! — энергично потряс головой Кумбер. — Ничего такого. Я не какой-нибудь Цветок. — Впрочем, ему было явно приятно, что его приняли за такового. — Просто я никогда еще не встречался с дикими гоблинами...

— Это Колышек-то? Он только родился диким, а вырос на городских улицах, как и все мы — верно, Кол? — Гоблин промолчал, и женщина, смеясь, добавила: — Ничего, он еще не самый чудной в этом лагере — да и в этой палатке тоже.

— Нас, стало быть, пятеро здесь, — вычислил Кумбер.

— Ну да. — Колика жестом велела Тео передать фляжку Кумберу. Тот отведал и надолго припал к горлышку.

— Правду говорят, — заулыбался он, — что самое лучшее вино делаете вы, пэки, Что это, одуванчик?

— Еще лопух и парочка шмелиных задниц, для остроты. — Колика опять хохотнула. — И забавница же я, однако.

— Значит, вы пэк... пэка? — спросил Тео.

— Что, не видно разве? Как тебя звать-то, парень? Я Пайпер Колика с улицы Слепой Свиньи, а Колышка вы уже знаете.

— Тео. Тео Вильмос. — Собственное имя показалось странным ему самому. Он порядком намаялся со своей среднеевропейской фамилией в детские годы, в пригороде, где большинство ребят назывались Джонсон, Роберте и Смит, но в Сан-Франциско, вращаясь среди Баттистини, Нгуенов и Хасигянов, перестал обращать на нее внимание. Теперь, впервые за пару десятков лет, он опять испытал неловкость и пожалел о том, что его зовут не Жимолость или Цветная Капуста. — А это мой друг, Кумбер Осока.

«Зачем, собственно, мама с папой переехали из Сан-Матео?» Раньше он над этим как-то не задумывался. «Папа вышел на пенсию и в город на работу больше не ездил, так что ему было все равно. Может быть, мама... да и он тоже... просто хотели жить поближе ко мне?» Этой странной новой мысли прибавлял странности тот не поддающийся пониманию факт, что они — не настоящие его родители.