Тэд Уильямс - Война Цветов
— Ну, вот и познакомились, — нарушила его раздумья мадам Колика. — Очень приятно, хотя и не всем.
— Что вы говорите?
— Пробегает тут недавно наш друг, молодой лорд Примула — смотрю, не в себе он, шипит и бормочет. — Колика, щелкнув пальцами, зажгла сигару, и палатка наполнилась вонючим дымом. — Я спрашиваю, что его так взбудоражило, а он мне толкует про смертного, но вроде бы не совсем смертного — еще одного бездомного щенка, которого Пуговица пригрел. И вроде бы он с этим смертным повздорил, дело чести, мол — гав-гав-гав, ничего не понять. Примула парень хороший, но и в лучшие времена несет всякую чушь, а тут на него прямо трясучка напала. Вот я и гляжу: имя у тебя, как у смертного, ты только что к нам прибыл, и Пуговица к тебе расположен. Правильно я рассуждаю?
Дым от ее сигары ел глаза, напоминая о доме Нарцисса, но вольные манеры этой маленькой женщины забавляли Тео — она напоминала ему Джонни Баттистини, загримированного и сменившего пол.
— Да, у нас с ним действительно вышло недоразумение, — сказал он с непринужденностью, которой не чувствовал. Примула чуть было его не убил — это вам не драчка на школьном дворе, забыть и простить такое непросто. Тео взял у Кумбера фляжку и выпил. Напиток обжег не зажившее еще горло, зато приятно согрел желудок. Мышцы расслабились, и наполненная дымом палатка вдруг показалась уютной.
«Господи Боже, опьянел с одного глотка. Крепкое какое пойло, да и усталость сказывается».
— Где тут можно прилечь? — спросил он и вдруг подумал: «Если мне здесь кажется тесно, то каково же тем, кто живет здесь давно и привык к несколько лучшим условиям?» — Мне много места не надо. Устал до смерти.
— Может, устроишь его, Колышек? — спросила Колика.
Гоблин поднял аккуратно сложенные пакеты, похожие на упаковку из-под фаст-фуда вековой давности — на одном Тео разобрал надпись «В Ивах всегда только свежее», — и достал темную тряпицу, маловатую даже для тюремного одеяла.
— Спальник есть у тебя? — спросил он ровно, без эмоций, но пристально глядя ярко-желтыми глазами. — Нет? Возьми тогда мой плащ.
— Ладно. Спасибо. — Тео разостлал прямоугольник из колючей черной шерсти и растянулся на нем. Сквозь натуральный запах необработанного меха пробивался еще какой-то, довольно сильный, но не сказать, чтобы неприятный. Вроде как в зоопарке, в клетке с большими кошками, думал Тео, погружаясь в сон. Или в другой клетке — в лисьей, в волчьей? Разве волки в зоопарке живут в клетках?
Заснул он под мрачно-горделивые слова Кумбера:
— Мы были там. Были в доме Нарцисса, когда это все случилось...
Пробуждение сопровождалось тяжестью в голове и массой болей там, где следовало быть телу. В темную палатку проникал свет от горевшего снаружи костра, по стенке двигалась чья-то тень.
Тео осторожно выглянул. Колышек, гоблин, сидел у огня и что-то стряпал — а может, просто ворошил угли палкой. Желтый взгляд обратился на Тео.
— А где все? Уже полночь, да? Я пропустил эту вашу историю?
Гоблин достал из костра палку, потер обожженное острие о плоский камень и снова сунул в огонь.
— Полуночи еще нет. Пэкона с твоим другом ушли играть в жуковку.
— У Кумбера денег нет, так что это, полагаю, не опасно. — Тео не знал, что еще сказать. — Спасибо за плащ.
— До зимы он мне все равно не нужен, так что пользуйся, — пожал плечами гоблин. — Для друга Пуговицы не жалко.
Тео сел у костра напротив него. Гоблин при всей своей медлительности создавал впечатление, что может двигаться куда быстрее, если захочет. И эти его глаза! Тео вспомнил свои полусонные мысли о волчьем вольере. Может ли гоблин быть вервольфом? Ну нет, это уж слишком. Колика, пэкона, сказала, что он наполовину дикий — выходит, он тоже грим, как те, которых Тео видел из окна поезда? Те ребята выглядели круто, что верно, то верно.
— Расскажи мне что-нибудь о вашем лагере, — попросил Тео. — Я ведь здесь только потому, что Пуговица дал мне записку с названием этого моста. Тут все, кажется, думают, что мы с ним друзья, а на самом деле я его совсем не знаю.
— Зато он тебя знает. — Колышек снова достал палку и попробовал острие пальцем. — Он приглашает только тех, кого надо, и нам позволяет других приводить. — Выговорив эту самую длинную на памяти Тео фразу, гоблин снова сунул палку в огонь.
— Стало быть, он ваш вожак?
Гоблин снова пожал плечами.
— Он умный. У него мысли. Он... знает разное.
— Я все-таки не совсем понимаю. В вашем палаточном городе Пуговица вроде мэра, да? И он же основатель?
Колышек ухмыльнулся, показав зубы, тоже желтые и очень острые.
— Жить-то тут жили всегда, с тех пор как реку повернули. Бедные. Голодные. Пуговица пришел помочь им. Но чтобы мэр? — Гоблин залился одышливым кашлем — это он так смеялся.
— Я, наверное, употребил не то слово...
— Отчего же? Я это слово знаю. Так называются начальники городов. Толстяки, ведущие важные речи. Пуговица не такой. Он не мэр, скорее уж генерал.
— Так у вас тут что... войско? — помолчав, спросил Тео.
— Пока еще нет. Может, будет скоро. — Колышек снова достал и опробовал палку.
Тео, не зная, что и думать, смотрел, как он затачивает о камень обгоревшую деревяшку.
— Для чего тебе она?
— Для всего. Если не представится вскоре случая убить какого-нибудь ублюдка-Цветка, пойду и ткну в ухо паскудного брауни Корзинку — так, чтоб до мозгов проняло. — Гоблин снова покашлял, но теперь в его глазах появился зловещий блеск. — Будет знать, как обжуливать меня в чокалки.
— Больше он жулить не будет, это точно, — согласился Тео. — Я уже сказал тебе спасибо за твой плащ?
Не без облегчения оставив гоблина у костра, Тео отправился на поиски какой-нибудь еды. Он уже давно не ел ничего, кроме хлеба. Колышек сказал, что после выступления Пуговицы всех накормят, но Тео не хотел ждать так долго — ему вообще не очень-то хотелось сидеть всю ночь без сна, чтобы послушать, какой пропагандой попотчует их старый гоблин.
Ночью, когда птицы угомонились и повсюду горели костры, лагерь казался еще более странным. Причудливые фигуры, одна другой страшнее, возникали из мрака. Тео приходилось напоминать себе, что дело происходит не в Хэллоуин и не за кулисами детского театра: они все действительно выглядят так. Может быть, и сам он пугает кого-то со своими двумя глазами, двумя ноздрями и ртом, симметрично расположенным на лице (только там и нигде больше). И раз они настолько вежливы, что стараются скрыть свой испуг, то и он на это способен. Он кивнул и улыбнулся двум старушкам, бродившим по речке на журавлиных ногах, и с улыбкой приласкал ребятенка с лисьей головой и лисьим хвостом. Он продолжал улыбаться даже тогда, когда малютка чуть не откусил ему палец, а мамаша — или папаша — долго гналась за ним с лаем и громкой бранью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});