Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)
Странные вопросы. Неужели птенчик издевается? Зачем спрашивать о столь очевидных, всем известных вещах?
Сойка бросила на девушку внимательный взгляд, пытаясь поймать следы насмешки. Но младшая, похоже, спрашивала совершенно серьёзно. Что же у них за порядки такие на Воздухе, что Льдянка до сих пор не понимает элементарных вещей. И как же ей всё объяснить?
Говоря о банальном, лучше смотреть на что-нибудь привлекательное – получается не так скучно. Нария устремила взор на вышивку, белыми птицами разлетающуюся по рукавам и подолу абито Льдянки – птицы хлопали крыльями, словно живые, прячась в полупрозрачных складках дымчато-серой ткани.
– Мужчина – опора, глава семьи, её защитник, – синеволосая начала издалека. – Он хранит покой и благополучие, материально обеспечивает семью, бережёт жену и детей от проблем. У мужчины нет права быть слабым и сентиментальным дома.
Сойка замолчала, переводя дыхание и собираясь с мыслями, подняла взгляд на лицо слушательницы: не заскучала ли? Храмовое пламя! Если на занятиях Льдянка хоть вполовину так внимательна и заинтересована, неудивительно, что учителя от неё в восторге. Широко распахнутые глаза безотрывно следят за каждым жестом нарии, и словно весь мир сосредоточился для птенчика в её словах – кажется, замолчишь надолго и девушке станет нечем дышать.
– Но нельзя быть сильным всё время. Даже самым выдержанным людям иногда нужно выговориться. В нарайях мужчины могут показать то, что в любом другом месте считается их слабостями. С нами они могут открыто выражать чувства, делиться заботами и беспокойствами. Нария – это не жена, не слабая женщина, нуждающаяся в защите. Она – друг, умный собеседник, который может дать совет, посочувствовать. Гости приходят в нарайи, потому что мы умеем видеть силу в их слабостях.
Льдянка чуть слышно усмехнулась – интересно, какие выводы она сделала? – и задала следующий вопрос:
– И поэтому мы носим маски и узоры на лицах? Чтобы создать иллюзию анонимности? Безликие хранители чужих тайн…
Сойка никогда не смотрела на это так.
Маски нужны птенчикам и птичкам, чтобы девушки сняли их и ушли неузнанными, когда придёт время покинуть Гнездо навсегда. Почти все меняют свободу Хоко на изящные клетки семейной жизни, становясь жёнами, а потом матерями… «Фарфоровые лица» помогают воспитанницам Хоко заглянуть в тайные уголки мужских душ, держа дистанцию. Улетая, птицы оставляют секреты маскам, забывая свою хокоскую жизнь: Грач становится госпожой купчихой, не знающей, что у её мужа есть слабости и тревоги.
Но тогда получается, что отказавшимся от золочёных клеток, решившим идти путём нарии всю свою жизнь маски не требуются. Социальный статус можно выразить через одежду, причёску и те же самые украшения: серьги, заколки, ожерелья – нет особого смысла в рисовании узоров на лицах. Ни Сойка, ни Канарейка, ни Журавлик, ни любая другая нария не боятся показать гостям лица, а нана-илиэ так вообще принципиально не носит узоров.
Что касается гостей, им действительно должно быть легче общаться с «фарфоровыми лицами», чем с обычными женщинами, иначе бы они не приходили. Маски и узоры помогают создать атмосферу непринуждённой лёгкости, игры. Маска значит отсутствие каких-либо обязательств, сохранность тайн, женскую мудрость и понимание.
– Да, пожалуй, и поэтому тоже. Узоры на лицах дают иллюзию анонимности и защищённости нам и интригуют наших гостей. У каждого из них остаётся неразгаданная загадка – что там под маской: какое лицо, какие эмоции, какие чувства?
Льдянка захихикала, спрятала лицо в колени. Хорошо, что она в маске, иначе непременно испортила бы макияж.
– Туоррэ-илиэ на тебя плохо влияет, – Сойка нахмурилась. – Ты ведёшь себя невежливо.
– Простите, – птенчик не перестала смеяться. – Я просто представила толпу гостей, затаив дыхание ожидающую под окнами нашего домика, пока мы снимем маски, а нарии смоют узоры.
– Льдянка! – имя упало упрёком. Сойка сокрушённо покачала головой. Ведь птенчик знает, что нехорошо смеяться над гостями. Даже когда их нет рядом – нехорошо. И в то же время у нарии не хватит сил ругать младшую, картина-то и вправду весёлая.
– Извините, – девушка постаралась успокоиться: глубоко вдохнула, сложила большие и указательные пальцы треугольником и с выдохом распрямила руки, отводя его от груди.
Какой странный жест – похожие делают некоторые маги, когда колдуют, ну и жрицы иногда.
– Знак отрешённости. Помогает взять себя в руки, – пояснила Льдянка, словно заметив опасения на лице старшей. – Никакой магии, чистая психология. Меня папа научил.
Будто бы мысли читает! Или Сойка настолько поддалась влиянию открытого характера птенчика, что перестала скрывать эмоции? Нария недовольно нахмурилась, попыталась повторить жест, показанный Льдянкой. Помогло! Словно холодным ветром овеяло, в разуме поселился покой.
– Папа говорит, что беспокойство и весь мир сосредотачиваются на кончиках пальцев и перестают будоражить голову.
– Твой отец, должно быть, очень интересный человек. Хотела бы я с ним познакомиться, – синеволосая вдруг сообразила, что за два года пребывания в нарайе девушка впервые заговорила о семье. До этого Льдянка всё дичилась, отмалчивалась. Пожалуй, вот так непринуждённо птенчик с Сойкой разговаривают впервые – то утро, когда Льдянка призналась, что попала в Хоко в наказание, в расчёт не идёт.
– Боюсь, у вас нет шансов. Мой папа не посещает нарайи, – девушка улыбнулась. – Можно, я ещё спрошу?
– Да, конечно, – нария позволила девушке уйти от разговора о семье. Не всё сразу. Дикая птаха не летит сразу в руки, она привыкает к птицелову постепенно. Возможно, в следующий раз Льдянка расскажет больше.
– Если мужчины культурно просвещаются с нариями, проблемы решают в нарайях, дела обсуждают с друзьями и партнёрами, а чувства тоже для нарий берегут, то для чего им жёны нужны? – глаза честные, светлее январского неба, девочка-цветок, но как спросит что-нибудь, так сомлеть впору.
Нет, ну как на такое ответить?! И самое главное – что?!
– Не знаю, – Сойка решила сказать, что думает. – Я ведь не была женой. Может, чтобы было к кому возвращаться. А может, чтобы было от кого к нам уходить. Тут тебе лучше у них самих поинтересоваться… – нария осеклась. Ведь Льдянка же спросит, действительно спросит.
– Я уже интересовалась у Туоррэ-илиэ, – смущённо созналась беловолосая ученица. Помолчав немного: – Два раза спрашивала. Его ответы мне не понравились.
– И что он сказал? – женщина в зелёном абито позволила себе проявить любопытство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});