Сергей Гавань - Изумрудный трон

Гирема захлестнули тёплые чувства. Брат до сих пор переживал за тот случай. Он винил себя в смерти Керса, хотя причиной этому был его, Гирема, проступок. Проступок, чувство вины за который почему-то стёрлось за прошедшие годы, выветрилось из памяти и перестало будоражить совесть. Порой его беспокоил вопрос, была ли это чёрствость, но очень редко и непродолжительно.

«Наверное, я вырос», — думал он. — «Перестал склоняться к драматизму и стал спокойнее относиться к неприятностям».

Джензен был другим. Он казался невинным жеребёнком, остро реагирующим на всё, что происходило вокруг. Он не был испорченным человеком. Поэтому его не любил отец. Поэтому Гирем хотел защитить его. Младший брат был лучше Рензама, лучше Алана и Сиверта. Лучше него самого. Он и Создин были теми, ради кого хотелось жить.

Не сказав ни слова, Гирем достал Вишнёвые Оковы и провёл ими над землёй вокруг таблички. Земля выплюнула сорняки вместе с корнями; почва забурлила, окружив могилу ровным слоем чернозёма. Джензен зажёг Яблоневую Ветвь — жезл отозвался мягким серебристым светом и перезвоном весенней капели — и направил его на почву. Та стала темнеть, набрякая влагой. По склону, огибая травинки, потёк маленький ручеёк.

Налетел неожиданный ветер, высушив остатки влаги на обветренных губах. Сиреневая накидка Джензена и его собственная, белая, затрепетали под резкими, настойчивыми порывами. Сильные невидимые пальцы взлохматили их волосы, чёрные, как смоль.

— Спасибо, брат, — громко сказал Джензен.

— Не вини себя, — отозвался Гирем. — Я превратил его ноги в камень, не ты. Переживать должен я, а не ты.

— Но ты не переживаешь.

— Да. Бесполезно переживать о том, что нельзя повернуть вспять.

Джензен замолчал, шатаясь под порывами ветра, словно юное гибкое деревце.

— Кто-то же должен переживать, брат, — молвил он. — Если не ты, то я.

— Керс был плохим человеком. Он не стоит переживаний.

Джензен вскинул голову и посмотрел на него. В его взгляде Гирем уловил нечто, что сделало брата каким-то чужим, незнакомым.

— Ты говоришь, как отец, — сказанное заставило его вздрогнуть, как от пощёчины. Джензен, словно не заметив этого, добавил. — Именно поэтому я переживаю. Я переживаю не за Керса, брат, а за нас с тобой. Я не хочу, чтобы нас что-то разделяло, будь то взгляд на вещи или человек.

— Что мне сделать, чтобы ты перестал? — быстро спросил Гирем, жалея о том, что вообще затеял этот спор. Это было порывом глупца. У брата есть право на собственное мнение.

«Уже поздно», — сердясь на самого себя, подумал юноша.

Джензен вздохнул.

— Ничего. Ты свободный человек. Я ничего не могу с тобой поделать, — помедлив, он добавил. — Но я бы хотел, Гири. Я бы хотел.

Они ещё некоторое время стояли рядом — плечом к плечу, рефрактор к рефрактору (Джензен был левшой) — глядя на то, как ручеёк медленно исчезает, впитываясь во взрыхлённую почву.

— Так зачем ты пришёл сюда? — спросил Джензен. — Я не думаю, что тебя охватила ностальгия по этому месту. Ты меня искал?

Гирем кивнул.

— Я хотел спросить у тебя о Создин. В последние недели с ней что-то происходит.

— Она замкнулась в себе?

— Да, — Гирем удивлённо посмотрел на Джензена. — Ты знаешь, почему?

— На то может быть много причин, — брат опустил взгляд на землю, ковырнул носком сапога горку чернозёма. — Ей семнадцать лет. Возможно, она просто так взрослеет.

— Меня это беспокоит, — Гирем неосознанно заломил руки. — Может быть, я сделал что-то не то?

Джензен молчал. Гирем глядел перед собой, в сторону тёмной полосы леса.

— Я знаю, что ты с ней дружишь, брат. Может быть… тебе она сказала больше, чем мне?

Брат вздохнул и покачал головой.

— Нет, Гири. Хотел бы я уметь забираться в чужие головы, но я не умею. Спроси у Элли. Может быть, она что-нибудь знает.

Гирем кивнул. Предложение Джензена имело смысл.

— Тогда я пойду в Герран. Ты со мной?

— Нет, — быстро произнёс брат. — Я хотел заглянуть в лес. Обычные исследования.

Гирем поморщился. Ему не нравилось, что Джензен так глупо рискует жизнью. В Герранском лесу погибло немало людей.

«Это братишка. Он всегда любил совать свой нос в опасные места».

— Только будь осторожен, — сказал Гирем. — Если что, беги к дяде.

— Знаю, Гири. Удачи тебе с Создин.

Здесь два брата расстались.

Элли он нашёл трудящейся в поле неподалёку от Геррана. Вместе с другими простаками она срезала колосья пшеницы и складывала их в общий стог. Палящие лучи солнца давно сделали её кожу смуглой, как у южан из приморских городов. Она блестела от пота, как и волосы, собранные в пучок и заколотые оранжевым рожком, который ей подарил Сиверт.

— Привет, Элли, — беззаботно улыбнулся Гирем, доставая из-за пояса фляжку с чистой водой.

Женщина, срезавшая серпом один стебель за другим, со стоном разогнулась и повернулась к нему.

— Привет, Гири… — она увидела протянутую ей фляжку. — Спасибо. Я так понимаю, тебе что-то от меня надо.

— Да ладно, тётя, серьёзно? — шутливо поднял бровь юноша. — Вы это поняли по фляжке или по тому, что я улыбаюсь?

— Нет, по тому, что ты здесь.

Гирем искренне рассмеялся, несмотря на снедавшую его тревогу. Взяв протянутую обратно флягу, он принялся помогать женщине, срывая стебли пшеницы голыми руками. Элли проворчала по этому поводу несколько неласковых фраз, которые он пропустил мимо ушей.

— Элли, — решил он говорить как можно более душевно. — Что случилось с Создин?

Элли рванула голой рукой целый пучок из стеблей. Потом посмотрела на него. Ей брови взлетели удивлённым домиком.

— А что с ней?

— Вы разве не заметили? Она стала какой-то чересчур задумчивой.

— Она всегда была очень вдумчивой девочкой, если ты не заметил.

— Но не до такой степени, чтобы не заметить меня сегодня утром, когда я шёл навстречу ей. И это не единичный случай. Она не перестала со мной разговаривать, нет, просто что-то изменилось в её отношении ко мне, к вещам, к собственной манере говорить. Может, она что-то скрывает?

— Я думаю, это просто переходный возраст, Гири. В церковной школе этому не учат, но такое понятие существует. Я думаю, тебе стоит дать ей прийти в себя. Сделай ей что-нибудь приятное, но не слишком надоедай. Не пытайся окружить её чрезмерной заботой, Создин это не понравится.

— Я знаю Создин, спасибо, тётя, — хмыкнул Гирем. — Она не любит дорогих подарков или повышенного внимания. Думаю, я знаю, что ей понравится. Значит, ты точно не знаешь, что с ней случилось?

— Я не знаю, случилось ли вообще что-нибудь, — нахмурилась Элли.