Джезебел Морган - За третьей гранью

– Любава, – чуть хрипловато выдохнула я, пихая подругу локтем в бок. – Посмотри, какой красавчик! Никогда таких не видела… – восхищённо продолжила я, даже не подумав понизить голос, так что меня слышали все молодые охотники. Княжич смерил меня холодным взглядом и брезгливо улыбнулся. – Как ты думаешь, сколько ему лет? Правда, он бесподобен?

Травница недоуменно покосилась на меня, не переставая улыбаться, хотя у меня от её гримасы зубы ныли. У княжича, надо полагать, тоже. Иначе с чего бы это его так перекосило? На лице девушки отразилась глубокая задумчивость, она непроизвольно передёрнула плечами. Видимо, Любава пыталась решить для себя сложную дилемму: как ей и на вопрос правдиво ответить, и меня не обидеть. Наконец что-то для себя решив, она осторожно произнесла:

– Конечно, он действительно красавец, с этим трудно поспорить, но на мой взгляд… – тут знахарка осеклась под моим возмущённым взглядом и поспешила ответить на конкретный вопрос: – Ну, лет двадцать – двадцать пять…

– Сколько? – я ошалело вытаращилась на Любаву. – Столько не живут!

Теперь уже травница непонимающе на меня смотрела. То, что мы явно говорим о разных вещах, до нас дошло почти сразу. А вот милая компашка княжича с интересом прислушивалась и разглядывала меня со странным любопытством.

– Любав, ты про кого говоришь, – наконец вкрадчиво осведомилась я.

– Про княжича. А что?

– А я тебя про коня спрашивала!!! – рявкнула я на озадаченную девушку. След за моей репликой грянул дружный ржач: ржали и кони (умные, однако, животинки), особенно, кстати старался вороной жеребец княжича, и люди, причём многие добры молодце – гораздо громче своих скакунов.

Холёное лицо княжича пошло красными пятнами, глаза потемнели от гнева. Одним коротким взглядом пообещав мне мучительную смерть (ой, боюсь, боюсь…) он попытался взять себя в руки и повернулся к травнице.

– Здрава будь, ведьма, – относительно спокойно приветствовал знахарку юноша, одновременно недовольно косясь на наглую меня, вздумавшую без разрешения погладить вороного по кротко обрезанной гриве. Порывшись в кошеле, я извлекла небольшой сухарик, облепленный мелкими травинками и испачканный соком ягод. Я протянула это сомнительное угощение коню, и он его, к моему огромному удовольствию, мгновенно схрумкал. Бархатистые губы щекотнули ладонь, коник возмущённо куснул пальцы, требуя добавки. Я рассмеялась и снова потрепала его по шее. Княжич скрипнул зубами и резко дёрнул поводья.

– И ты не болей, сын княжий, – с нехорошей усмешкой отозвалась девушка, мрачно посверкивая ледяными глазами. Хотя Любава и утверждала, что не обижается, когда её называют ведьмой, она всё-таки довольно сильно этим раздражалась. Вот и сейчас, она говорила с молодым человеком немного резче, чем следовало. – Волки у нас не балуют, так что поворачивай-ка ты обратно, княжич, не будет тебе у нас охоты. Не теряй у нас времени, а трать ты свою молодость лучше на пиры разгульные да праздники громкие. Друзья твои тоже так думают, хоть их послушай… Блондин скривил губы в снисходительной усмешке:

– Мы останемся у вас на праздник Купалы, ведьма, – он нагло сверкнул глазами, словно предлагая попробовать ему это запретить. – И ты не представила мне свою спутницу, ведьма.

– Не принято нечисть представлять, княжич. – безмятежно отозвалась я. Нет, всё-таки какая же это заразная штука, древнерусский слог! – Захочу, сама назовусь, не захочу – и боги имени моего не откроют…

Княжич молча развернул коня и махнув своим соратникам поскакал к мосту чрез реку. Я проводила его неприязненным взглядом, ласково пожелав навернуться с коня и переломать себе все кости.

– Зря ты так, – упрекнула меня знахарка. – Он теперь всю деревню опросит, твоё имя выпытывая.

– Зачем ему? – удивилась я. – Или дело принципа?

– Знающий имя духа нечистого, повелевать им способен, – серьёзно отозвалась девушка. – А такая редкостная сволочь… ох, извини…

– Да ладно, – успокоила я подругу, – ругайся на здоровье. Я и не такие слова знаю, так что не думай меня удивить.

– Да ну? – скептически хмыкнула травница, посматривая на меня со странным интересом. – И какие же?

Я сказала какие, завернув для начала трёхэтажный оборот с чердаком и подвалом. Любава, задумчиво грызшая сухарик, поперхнулась и долго кашляла, не помогло даже стучание по спине.

– Хватит, – наконец слабо выдохнула она, пытаясь отстраниться от меня. М-да, кажется я снова удивительно точно вписалась в пословицу про дурака и молитвы. Я виновато кашлянула и спрятала руки за спину.

– При волхве и Насте больше такого не говори, – попросила Любава, пытаясь растереть спину. От предложенной помощи она шарахнулась, как монашка от рогатого.

– Ладно, – я снова покаянно вздохнула, надеясь разжалобить суровую травницу. Немного полюбовавшись на мою виноватую физиономию, девушка ухмыльнулась.

– Ладно, забыли. Лучше скажи, что ты такого подумала на княжича, что у меня амулет нагрелся?..

Я сидела на нагретых ступеньках крыльца и с нарастающим отвращением чистила черенком ложки обгрызенные ногти, придавая им более менее божеский вид, ибо убожеский мне уже надоел. Несмотря на все мои старания, результат всё равно был бесконечно далёк от всего эстетического, навевая тоскливые мысли о выкопанной ногтями могиле. Ну и о дурно пахнущем трупе на обед… Представив себя голодным вурдалаком, я брезгливо передёрнулась и снова сосредоточила своё внимание на ладонях. Когда-то изящные и ухоженные, после моих мытарств в прошлом они покрылись мозолями и загрубели. Я примерно подсчитала, сколько времени мне придётся приводить себя в относительный порядок и мрачно выругалась, предварительно убедившись, что вокруг никого нет.

Прохладный вечерний ветерок трепал влажный волосы, белая праздничная рубаха с вышитым воротом липла к разгорячённому телу. Травнице взбрело в голову устроить мне генеральную помывку, и она меня полчаса веником гоняла вокруг дома, пока таки не загнала в баню и этим самым веничком хорошо так не попарила. Вместо шампуня и геля для душа, ну или хотя бы мыла, мне были предложены какие-то растворы с вытяжкой из мыльного корня, как сообщила мне травница, выливая на меня эту зеленоватую гадость. В результате у меня теперь болит спина (похоже, это была жутко страшная месть), а кожа по цвету напоминает или помидор, или салат.

– В пик колдовской ночи, – мягко напомнил мне волхв, встретив нас у ворот деревни. «В полночь» – перевела мне Любава на нормальный язык. Солнце уже село, но небо на западе сохраняло тусклую прозрачную голубизну. Над головой зажигались первые звёздочки, но до полночи было ещё долго.