Светлана Крушина - Голос дороги

Однажды утром, когда Грэм сидел над счетами, Гата появилась у него в кабинете и бесцеремонно плюхнулась в кресло напротив.

— В чем дело? — удивился Грэм. Раньше сестра никогда не нарушала его утреннего уединения.

— У меня к тебе просьба, — отозвалась Гата. — Но сначала — вопрос. Когда ты собираешься уезжать?

Грэм пожал плечами.

— Через пару месяцев, возможно. А что?

— Ты не мог бы уговорить Роджера остаться?

— Зачем? — опешил Грэм. Впрочем, он сразу сообразил, что вопрос глупый.

— Скажу честно, — заявила Гата решительно, чуть покраснев. — Надеюсь, могу на тебя положиться? Ты никому не разболтаешь? Тогда слушай. Ты спрашивал, почему я не вышла замуж. Тогда я не ответила, теперь — скажу. Здесь не за кого выходить замуж. Все знакомые — или слизняки, или надутые идиоты наподобие Виктора, ни одного настоящего мужчины. А Роджер… — она покраснела еще сильнее и отвела глаза под пристальным взглядом Грэма. — Ну, в общем, мне бы не хотелось, чтобы он бесследно исчез, и мы больше никогда не увиделись.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что вышла бы за него замуж? — уточнил Грэм. Чего-то подобного он и ожидал… и не мог сказать, что речи сестры ему нравились.

— Разумеется, нет! Я не смогу выйти за него. И дело не только в его происхождении. Он просто никогда не сделает мне предложения. Но, ты понимаешь… Безымянный! Он нравится мне. Очень нравится.

— Тогда сама попроси его остаться.

— Он высмеет меня, и ты это знаешь! Не беспокойся, я не склонна воображать Роджера романтическим героем. Я знаю, что он собой представляет, знаю, что у него нет ни сердца, ни совести, знаю, что он безжалостный убийца. Я знаю, чего от него ждать и не питаю радужных надежд. Я первая готова назвать его негодяем. Но, уверяю тебя, от этого он нравится мне ничуть не меньше. Ты, наверное, боишься, что я наделаю глупостей, но не беспокойся: я буду осторожна. Никаких глупостей.

Довольно долго Грэм молчал, не зная, что ответить. Гата с юности славилась эксцентричностью, но это, по его мнению, был уже перебор. Он не мог понять, чем Роджер пленил ее. Любой нормальный человек, едва увидев этого охотника за головами, должен был сразу сообразить, что к чему, и держаться от него подальше. А Гата заявляет, что Роджер ей, видите ли, нравится.

— Ну и что ты так на меня смотришь? — не выдержала Гата.

— Думаю, что тебе ответить. Не читать же тебе нотации. Ты и сама все понимаешь, но намерена сунуть голову в пасть льву. Могу сказать одно: просить его я ни о чем не буду. Хотя бы потому, мои слова для него — пустой звук. Впрочем, не только мои.

— А мне показалось, что как раз к тебе он прислушивается.

— Вот именно, показалось. Извини, сестричка, но я помочь не смогу. Если Роджер сочтет нужным остаться, он останется, если же нет — его едва ли что-то удержит. Впрочем… Жаль говорить тебе это, но ради Илис, пожалуй, он останется. Так что, если кого и уговаривать, так это Илис.

— Илис… — Гата заметно помрачнела. — Да, пожалуй, ты прав, ради нее он останется. Безымянный! И что такого она сделала, чтобы зацепить его?!

— Сломала ему нос, — усмехнулся Грэм. — Думаю, никто до нее не осмеливался на такое. И этим она покорила его сердце.

— Так это она его так изуродовала?! Ничего себе! А на вид — невинный ребенок…

Грэм вспомнил, что этот «ребенок» устроил в порту Обооре, едва не убив всех в своей мясорубке, и как она швыряла их на постоялом дворе, когда они сцепились с Роджером. Вспомнил и ничего не сказал. Его сестра не знала о магических способностях Илис, и лучше ей было оставаться в блаженном неведении.

— Значит, ты мне не поможешь?

— Извини, нет.

— Что ж, тогда я сама. И начну, пожалуй, с Илис.

Гата направилась в двери; Грэм, подумав, окликнул ее.

— Что случилось? — спросила княжна.

— Подумай хорошенько: а нужно тебе это?

— Уже подумала. Нужно.

Несколько дней Грэм не находил себе места от беспокойства. Если бы он только имел право запретить сестре приближаться к Роджеру! Если она начнет какие-либо активные действия, едва ли он станет избегать ее внимания; скорее всего, спровоцирует на близость. Оставалось только полагаться на благоразумие Гаты.

Но потом Грэм как-то сразу успокоился и твердо решил не вмешиваться, что бы ни случилось, если только не будет откровенного насилия со стороны Роджера. А так, пусть делают, что хотят, они взрослые люди и как-нибудь разберутся.

Еще через пару дней Грэм обнаружил, что под глупостями они с сестрой понимают совершенно разные вещи. Или, возможно, Гата так увлеклась, что просто забыла свое намерение глупостей не делать.

Как-то Грэм ушел на прогулку в одиночку. День был слишком хорош, чтобы тратить его на размахивание железом и пустую болтовню. Все проблемы и заботы Грэма вылетели из головы, стоило ему оказаться под весенним солнцем. Прошлую весну он провел не в Наи (он как раз искал Брайана, и его носило по материку), о чем жалел: весна была хороша в любом месте, но здесь казалась особенно чудесной. Не думая ни о чем, позабыв о времени, Грэм забрел очень далеко и даже немного заблудился. Поля остались позади, вокруг поднимался лес. Грэм, до мозга костей городской человек, долго бродил меж деревьев, прежде чем выбрался на открытое место. К дому он вышел только в темноте, при тусклом лунном свете: луна убывала, и от нее остался жалкий огрызок. Если бы Грэм видел в темноте хуже, пришлось бы ему ночевать в лесу, ожидая рассвета, чтобы найти дорогу к дому; но воровское зрение его выручило.

Любуясь звездным небом, Грэм вышел на аллею, которую обступали черные силуэты деревьев. Соблюдать тишину особой нужды не было, и если он шел неслышно, то исключительно по неистребимой привычке. И лишь благодаря этому смог услышать поодаль чье-то дыхание. Звездное небо перестало его интересовать. Он остановился и прислушался, пытаясь понять, откуда идет звук. Определить это было несложно: кто бы тут ни был, он не прятался, к тому же, дыхание было громким и прерывистым, словно после быстрого бега или словно человек задыхался. Через секунду Грэм с удивлением понял, что людей двое. Он сориентировался по звуку, осторожно приблизился, стараясь не выходить на освещенное луной пространство между деревьями, и скоро увидел у одного из стволов два темных силуэта. Пятна лунного света падали на полуночников сквозь крону дерева, разглядеть их лица было нетрудно. Грэм застыл на месте, не выходя из тени и не зная, как поступить. Его худшие опасения сбылись.

То были Гата и Роджер, и они не видели ничего вокруг, занятые только друг другом. Девушка стояла, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. Шнурки ее рубашки были распущены, сама рубашка стянута с плеч, и Роджер мял ее обнаженную грудь и целовал ее рот, грубо раздвигая языком зубы. В его действиях не было ни капли нежности, его ласки были грубыми и могли быть приняты за насилие, если бы руки Гаты не обвивались вокруг его шеи, привлекая его к себе.