Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

  - Поднимайся, только медленно. Руки на виду держи, - командовал тот же алк. - А то могу ведь и не сдержаться...

  Эвинна почла за лучшее послушаться - на Севере она видела, к чему приводит непослушание. Фодиры с кетадринами любого научат простой истине: самое страшное чудовище на свете - человек. Особенно если у него оружие и он уверен в безнаказанности. "Тут точно есть дело для Воина Правды".

  Вояки быстро и умело скрутили ей руки за спиной, в рот сунули какую-то вонючую сырую тряпку. От вони кружилась голова, к горлу подступала тошнота. С этой дрянью во рту думать не получалось. Низенький крепыш, глумливо ухмыляясь, выдвинул из ножен меч и, пробормотав что-то про подарок наместнику, прихватил с собой. Еще один солдат отвесил Эвинне пинка, заставив ее упасть на пол. Помня о подобных развлечениях у фодиров, Эвинна съежилась в ожидании побоев, и не только побоев, но командир алков скомандовал:

  - Отставить, Манфер! Поднять ее, за мной шагом марш!

  Поддерживая, и в то же время не давая дернуться в сторону, алки вывели Эвинну во двор. Там ждала небольшая, видавшая виды карета, запряженная парой смирных гнедых кобылок. Возница щелкнул кнутом - карета медленно, переваливаясь на ухабах, покатилась по ночной улочке. Ехать было недалеко, тюрьма находилась всего через квартал. Массивные и на сей раз исправные ворота приоткрылись без паролей или команд - ночные выезды тут в порядке вещей.

  Тюрьма встретила сырой, гнилой духотой, тошнотворным запахом гниющей в тарелке еды, скрипом ржавых петель (может, их специально не смазывали без нужды: бесшумно дверь камеры не откроешь), раздающимися из-за дверей стонами, временами переходящими в отчаянные вопли.

  - По какому праву меня схватили? - строго спросила Эвинна. - Я буду жаловаться на беззаконие самом наместнику, если надо, дойду и до короля!

  - Почему не до Алка Морского сразу?! - глумливо возразил командир. - Молчи, если не хочешь у палача оказаться. А завтра - мой тебе совет - постарайся ублажить сира наместника. Если он останется недоволен, тебя порежут на части. Живой.

  Почему-то Эвинна не усомнилась в том, что они исполнят угрозу. "С ними говорить бесполезно, что скажут, то и сделают! А наместнику надо сказать пару ласковых!"

  Ночь выдалась такая, какой не пожелаешь врагу. Из камеры по соседству всю ночь неслись душераздирающие вопли. Кричала женщина. Иногда сквозь толстенную дубовую дверь пробивался пьяный хохот мучителей. Разок двери открылись - чтобы выпустить двух стражников с пленником, пол которого с виду уже не определялся. Его, или ее, поддерживали брезгливо морщащиеся солдаты. Лицо человека представляло жуткую кровавую маску, на месте глаз зияли два кровоточащих, с торчащими, неряшливо обрезанными жилками, провала. На спине и плечах не было живого места, между ног все мокро блестело от крови, да и сами ноги еще дымились, распространяя смрад горелого мяса. Больше всего он напоминал огромный недожаренный окорок, голова на шее с ободранной кожей бессильно моталась - то ли несчастный уже мертв, то ли без сознания - хотя кто способен выдержать такие муки и остаться в живых? И кем надо быть, чтобы сотворить такое с любым злодеем?

   С содроганием Эвинна заметила, что стражники направляются к ее камере. "Меня возьмут вместо него? - с ужасом думала она. - Такого и на Севере не было..." Стражники и правда открыли дверь. Один тут же просунул в камеру копье, страхуя напарника. Второй бесцеремонно втолкнул жертву внутрь и тут же выскочил наружу. Лязгнул старинный, еще имперских времен замок - и воцарилась тишина. Жертва пыток не двигалась, и Эвинна, преодолев ужас и омерзение, придвинулась поближе. С дурманящим ужасом Эвинна убедилась: казненная была женщиной, ничего больше уже было не определить. "Неужели и меня завтра так же..." Мысль вышибала остатки разума, вызывала тошнотворную слабость в коленях. Хотелось тоненько и жалко завыть на всю округу. По сравнению с таким изощренным злодейством даже звериная жестокость северян казалась естественной и почти обыденной. Только воспитание Эльфера помогло хоть как-то совладать с паникой. "Я должна это остановить, - напомнила себе Эвинна. - Для этого и существуют Воины Правды!"

  До утра Эвинна не сомкнула глаз - мудрено заснуть в камере, пропахшей кровью и горелым мясом, рядом с жуткой, изуродованной тушей. Она молилась Справедливому Стиглону, вспоминала недлинную, но богатую на потери и несчастья жизнь. Как позорно и жалко закончился, едва начавшись, ее путь! И никому она, в сущности не помогла. Что она скажет Отцу Богов, когда перед Ним предстанет?

  Мысли оборвал лязг засова. Снова вошли двое - один с копьем наперевес, страхуя напарника. У второго в руке были массивные кандалы, судя по сложному замку, кандалы изготовили в старой Империи. В который раз ее посетила мысль: как люди умудрились столько забыть за какие-то тридцать лет?

  - Собирайся. Наместник хочет тебя видеть, - произнес мужчина с кандалами. - Подставь руки. Мы не можем рисковать.

  Мог бы и не спрашивать разрешения - в такой момент это кажется издевательством. Может, он в самом деле хотел поглумиться, унизить посмевшую докапываться до правды? Со времен, проведенных на севере, Эвинна привыкла подозревать последнее: каждый, кто сильнее и знатнее - а сильнее и знатнее рабыни были все - вольны в ее жизни и смерти. Но она теперь не рабыня! Или... Впрочем, для них все сколенцы - хуже, чем рабы.

  Эвинна едва не бросилась в самоубийственную атаку. В последний момент заставила себя сидеть смирно, пока стражник застегивал на запястьях тяжеленные, такие неудобные кандалы. Враз утратив остатки вежливости, ее угостили сапогом по ребрам, рывком подняли на ноги и, так же упирая наконечники копий в ребра, завязали глаза и повели к наместнику.

  Эвинна пыталась считать пройденные шаги и запоминать направление, но стражники несколько раз заставили ее повернуться - теперь сам святой Эгинар не смог бы определить, куда ее повели. По жару солнечных лучей на щеках Эвинна смогла определить, что ее вывели на улицу. Потом солнечный свет перестал просачиваться под повязку - значит, они очутились внутри какого-то здания. Наконец, ее швырнули на каменный ледяной пол, сапог одного из стражников вновь огрел по ребрам, а пахнущая жареным мясом и луком грубая рука сорвала повязку. Стараясь быстрее привыкнуть к темноте, Эвинна огляделась.

  Помещение было невелико - еще один каменный мешок, четыре шага вдоль, три поперек. Мебели, если таковой не считать потемневшую от времени, грязную до лоска скамью, не видно. Единственным источником света оказался чадный факел у потолка.