Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт
Затем Ана заговорила, и ее голос снова стал странно глубоким и звучным, словно исходил из какой-то гортанной щели в ее груди:
— Почему он до сих пор не напал на Саван? Почему не ударил, пока мы уязвимы? Я все еще думаю об этом… Почему еще нет? — Из ее горла вырвался влажный щелчок. Она склонила голову набок, и я увидел, как в широкой улыбке блеснули окровавленные зубы. — Чего желает его сердце, сердце человека, у которого нет ни нации, ни королевства… ни даже лица?
Она вздрогнула и откинулась на спинку стула, отодвигаясь в полутень от света фонаря. Прошло еще несколько минут, и, когда она заговорила снова, ее голос был еще более низким, чем раньше; это был не голос человека, а искаженный и деформированный голос, настолько измененный, что мне было трудно разобрать ее слова.
— Каким он был в ту ночь? — пробормотала она.
— П-прошу прощения, мэм?
— Как ему удалось отравить чашу так, что никто этого не заметил? — прошептала она. — Он сделал это еще до того, как она попала в руки короля? И как ему удалось убить Гортхаус, а никто не заметил, что во дворце находится чужак? Или… он всегда был рядом? — Ее бледные пальцы потянулись вперед, словно хватая невидимую руку. — Скажи мне… у короля был близнец, так?
Мои глаза затрепетали, пока я вспоминал.
— Да, так сказал Дархи.
— И у Павитара был близнец, который родился мертвым. И Дархи был единственным выжившим из троих.
— Да, мэм.
Она задумалась над этим, затем повернулась лицом к западу. Затем она дернулась на стуле и повернулась еще раз, теперь лицом к тому месту, где в темноте лежало тело Пиктиса. Она сняла повязку с глаз — безумный поступок для нее, учитывая ее нелюбовь к новому окружению — и уставилась на тело, словно в восторге.
— Дин, — сказала она. — Твой нож.
— Что, мэм? Вы…
— Твой нож. Дай мне свой нож, мальчик, сейчас же!
Я так и сделал, встревоженный этой просьбой. Она взяла его, а затем подлетела к трупу. На мгновение я испугался, что она намеревалась изуродовать тело, расчленив его в своем безумии, но внутренний голос сказал мне, что это не так.
Она не станет его рвать зубами, тихо и невозмутимо произнес голос. Она планирует съесть его, полакомиться им — ведь это тот самый пир, которого она так долго жаждала, верно?
Ана подняла нож, но мой ужас был совершенно напрасным: вместо того, чтобы полоснуть по плоти, она просунула лезвие между зубами трупа и стала двигать им взад-вперед, пока зуб не освободился с ужасным хрустом. Затем она уронила мой нож, подняла зуб и принялась вертеть его в пальцах, как ведьма, читающая свой магический шар.
— Прекрасный зуб, — прошептала она. — Прекрасный имперский зуб, здоровый и крепкий благодаря многочисленным прививкам… — Она постучала им по полу. — И к тому же недавним прививкам. На нем нет пятен или трещин от месяцев, проведенных в джунглях. Зачем Пиктису понадобилось менять свои зубы? Если только…
Она замерла и уронила зуб. Затем она встала и повернулась на северо-запад. Она подошла к стенам комнаты, как будто могла видеть сквозь них какое-то отдаленное движение в Верхнем городе на холмах.
— Его собаки, — прошептала она. — Конечно... конечно, сначала он убил собак.
— Его… собаки? — спросил я. — Собаки джари Павитара? Они имеют значение в этом деле, мэм?
— Имеют ли они значение? — Затем она покачала головой, рассмеялась и повернулась ко мне лицом. — Имеют ли они значение, Дин? Я… я вижу это сейчас! Спрятанная фигура! Одна из фигур полностью исчезла с доски, в то время как все наши взгляды были прикованы к чему-то другому… — И тут она воскликнула: — О, как я это вижу! Теперь я вижу все это, теперь я это вижу!
Все еще качая головой, Ана, как во сне, направилась ко мне, и, когда она вошла в круг света ламп, я ахнул.
Ее широко раскрытые желтые глаза дрожали и плясали, дрожа в ее черепе, точно так же, как дрожали мои собственные, когда я призывал свои воспоминания. В голубом свете мей-ламп, с еще свежей кровью на подбородке и странно искаженными чертами лица… это зрелище заставило меня похолодеть.
— Я вижу его игру, его разум! — воскликнула Ана. — Я вижу все его замыслы и нити, которые он плетет вокруг нас, даже сейчас! Каким прекрасным, умным офицером он был, и каким бы прекрасным он мог стать, если бы его сердце не было так отравлено легкомысленными мечтами мелких людей!
Дьявольская улыбка на мгновение задержалась на ее лице; затем она, казалось, внезапно вспомнила о моем взгляде и отвернулась в тень, словно совершила какую-то неосторожность. Она вытерла кровь со рта и надела повязку на глаза. Когда она вернулась в тусклый свет ламп, то, казалось, снова стала самой собой, хотя в ее лице по-прежнему было что-то странное и вытянутое.
— Я приняла решение, — прошептала она. — Я знаю, где находится другое оружие.
— В-вы знаете, мэм? — тихо спросил я.
— О, да. Теперь я знаю все тонкости его замысла! Принеси мою лиру!
— Вашу лиру, мэм?
— Да, потому что это будет самое важное! Принеси ее и приведи Теленаи и остальных обратно! Потому что у меня есть для нее задание и много планов, которые нужно выполнить. А потом, Диниос, ты повезешь меня и стражей обратно в Верхний город, чтобы вернуть богатства королевства. — Она зловеще усмехнулась. — И там я раскрою весь заговор.
И МЫ ВСЕ стали носиться в темноте, следуя крикам и призывам Аны, осуществляя ее грандиозный план под темнеющим небом. Когда из-за работы мы выходили на улицу, она оставалась в своем экипаже, шепча или выкрикивая указания через щель в двери, незряче предсказывая наши движения. Мне вспомнилась история об эйдолоне, запертом в своем мавзолее, нашептывающем истории о том, как все соседние покойники оказались на своих полках.
С каждым ужасным открытием наш темп ускорялся. Теленаи чуть не кричала от ярости, Мало задыхалась и ругалась, но мы все равно работали, затаив дыхание и бездумно хватая оружие и инструменты, чтобы обезопасить наш дальнейший путь.
— Красная ракета, — сказала Ана Теленаи, когда мы закончили приготовления. — Мы должны увидеть красную ракету, когда ваша работа будет выполнена. Только тогда я смогу действовать уверенно. Это ясно?
— Очень, — слабым голосом ответила Теленаи, теперь лишенная всей своей гордости и достоинства. — Я отправлю ее в небо в тот же миг.
— Превосходно. Итак, Дин, сколько времени прошло
