Лестница в небо - Алексей Анатольевич Федорочев
Сделав глоток ароматного напитка (а мне оставалось только завистливо хлебать сок), он продолжил:
— Один раз случайность — перегорел, восстановился. Бывает. И не так уж и редко, на самом деле. Кстати, еще тогда хотел спросить, но забыл: зачем ты свою медкарту уволок? Ведь ваш доктор все твои болячки наизусть знал, ты ж в его пенатах частым гостем был?
— Мне было тринадцать, я был до жути напуган, по уши накачан успокоительным и наркотой, каких логичных действий вы от меня ждали?
— Ну в остальном ты вполне грамотно действовал, даже удивительно. Придется принять к сведению, что пугать тебя не стоит, — веселится он. — Но это так… Второй раз — вдруг выходит из комы Дарья, твоя мать. У нее вроде бы была другая проблема. Тоже с источником, но другая, так что с тобой тогда не связали. И теперь ты мне рассказываешь, что перегоревший пилот, но абсолютно случайному совпадению являющийся ее женихом и работником твоего «Кистеня» — ну просто абсолютно случайно! — вдруг стал восстанавливаться.
— Вы же сами сказали, что я везучий, — развожу руками.
— Нет, везучесть твоя в другом заключается. Знаешь, почему ты все еще сидишь здесь, а не следуешь под конвоем в какое-нибудь закрытое учреждение? На Дмитрия не ссылайся, ему еще долго не до тебя будет.
Голосу не доверяю, потому что во рту внезапно, несмотря на только что выпитый сок, пересохло. Это здесь еще о Григории не знают! Вопросительно смотрю на хозяина кабинета.
— Вижу, осознал. Считай, что сейчас я расплатился с тобой за спасение своих внуков. Я знаю, что ты тогда действовал в своих интересах, но как бы то ни было, костлявую от Юрия и Андрея, а также еще от пары десятков детей ты отвел.
— Осознал, спасибо, — только и сумел произнести. Сегодня выдался такой день, что то и дело приходится брать себя в руки. Справился я и на этот раз. Наверное, привыкаю.
— Не стоит паниковать, я лишь обозначил свой интерес — на тот день, когда ты снова придешь со мной торговаться. И просто на будущее: позаботься о том, чтобы в случае твоей неожиданной кончины этот секрет не пропал. Согласись, будет обидно.
— Приму к сведению ваши слова, — уже окончательно спокойно отвечаю.
— Прими, будь так любезен. Еще рекомендую запомнить, что ты только что выдал со всеми потрохами свое слабое место. Не вскидывайся! — махнул он рукой на меня. — Во-первых, любить мать — это нормально. Во-вторых, я это и так знал.
— Тогда к чему это было? — В принципе, почти сразу признаю его правоту: любить мать — это действительно нормально.
— Ты последнее время так старательно рвешься наверх, что даже я обратил на это внимание, а будь уверен, пристально следить за твоей жизнью у меня лишнего времени нет. Ты в моем расписании даже не сотый номер. Но раз уж выбрался, то будь добр, соответствуй: либо избавляйся от слабостей, либо скрывай, либо защищай.
Киваю, принимая совет: несмотря на жесткую форму, ему на самом деле цены нет. В обществе много людей, которые постараются меня использовать, и наверняка у многих хватит ума втянуть в это мою мать.
— Ну, удалось мне тебя напугать? Мне пора начинать тебя бояться? — неожиданно Тихон Сергеевич опять переходит на ироничный тон.
— Бояться в данном случае бесполезно, — как-то не сразу понимаю, что фраза звучит двусмысленно, — но задуматься заставили.
— Сейчас можешь о ней не переживать: кроме армейцев за ней и мое ведомство присматривает. Это тебе еще один совет на будущее. — Отсалютовав мне коньяком, Милославский приканчивает свою порцию. — Ты сок-то, если хочешь, наливай еще, на меня не смотри.
Повторяю любимый Земелин жест — вскидываю бровь. Только что опять посчитал, что время аудиенции подошло к концу, но, похоже, у хозяина еще осталось что мне сказать.
— Поведай мне, старику, раз уж вышла у нас встреча: как ты к отцу относишься?
Пристально смотрю на визави, не торопясь отвечать. В конце концов предельно аккуратно формулирую:
— Неоднозначно.
— Ох, вот точно ты бы наше ведомство украсил! — Тихон Сергеевич знакомым движением трет переносицу. — Знал бы ты, как болтуны утомляют! Но хотелось бы развернутого ответа.
Никаких техник ко мне этот пожилой одаренный не применял, никаких добавок в соке тоже не чувствовалось. Но сегодня он мне дал уже столько авансов, что даже не из опаски сфальшивить, а просто потому, что не с кем поделиться наболевшим, вываливаю на него честный ответ:
— С одной стороны, он мне никто и звать его никак. О его существовании я узнал год назад, а видел-то всего два-три раза, общался еще меньше. К тому же обстоятельства моего появления на свет, подозреваю, вам лучше меня самого известны. Но с другой стороны — он мой отец; именно этот человек дал мне ту самую хорошую наследственность, на которую вы уже кивали. С третьей — он слишком влиятельная персона, чтобы я мог его игнорировать. Я не особо стремлюсь к нему в сыновья, но уж будьте уверены — выгоду свою из этого родства извлеку по максимуму.
— Циничный ответ, не ожидал такого от подростка.
— Мне рано пришлось повзрослеть.
Милославский достаточно долго обдумывал мои слова и вдруг сказал, как мне показалось, совершенно в тему:
— В середине мая в Летнем саду проходит бал выпускников: ваша и Вторая гимназия, несколько лицеев. К тебе подойдут и пригласят на разговор. Отнесись к нему очень серьезно, он решит твою дальнейшую судьбу.
— И?‥ Кто?
— Узнаешь. И раз уж сегодня день советов, возьми на заметку еще один: не привязывайся к отцу! — резко сворачивает он разговор.
На сей раз это действительно все, так что кланяюсь и удаляюсь. Нового материала для обдумывания, вдобавок к старому, у меня теперь предостаточно.
Итак, раздумья о папане и его судьбе отложу в сторонку, все равно что-либо решать до таинственного разговора в Летнем саду не стоит. Есть у меня версия, кто хочет со мной поговорить, но слишком уж она заоблачная — кто я и кто он?‥ Гадать бесполезно, примерно через две с половиной недели узнаю.
Зато кое-что надумал, сидя в скверике перед домом Милославского.
Мама… Она ведь несчастная женщина, на самом деле. Если оглянуться назад, то ни со мной, ни с братом дед так и не дал ей всласть повозиться, погнав ее, едва мы чуть-чуть подросли, сначала на учебу, а потом на практику. Конечно, когда он начал сильно сдавать, то она стала появляться в усадьбе гораздо чаще, следя за его здоровьем,
