Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – майордом

Я держался невозмутимо, пусть принимают меня за телохранителя или просто за самого рослого воина в его охране.

Мы подъезжали к центральной площади, впереди громада сверкающего белоснежным мрамором королевского дворца, как вдруг из редкой цепочки горожан, с пугливым любопытством глазеющих на нас, выбежала женщина.

Телохранители замешкалась, женщина без оружия, волосы растрепаны, вид отчаянный, один склонился и протянул руку, чтобы ухватить ее за волосы, но она упала наземь и обхватила передние ноги Зайчика.

– Ваша светлость!..

Я сказал телохранителям быстро:

– Тихо-тихо!.. Не на виду же у всех… Что ты хочешь, женщина? Власти будут милостивы и справедливы. Приходи в канцелярию или как ее тут…

Она подняла залитое слезами лицо, глаза отчаянные.

– Ваша светлость!.. Мой муж несправедливо брошен в темницу!.. Умоляю, освободите его!

Я сказал строго:

– Ничто не будет решаться по моей милости!.. Все решает закон и справедливость. Ему подчиняюсь даже я.

Барон Альбрехт подбадривающе кивнул, мол, хорошо сказано. И, главное, громко, все услышали.

Зайчик осторожно, но настойчиво выдернул копыта из женских рук, осторожно перешагнул через нее и пошел дальше. Она в отчаянии прокричала вслед:

– Мой муж барон Фортескью!.. Он мухи никогда не обидел, а его обвинили в убийстве своего товарища!.. Это несправедливо!

Мы проехали дальше, я строго и по-отценародьи смотрел вперед, но в мозгу медленно как всплыло это имя, так и высветилась сценка, когда я его услышал… Первый раз, когда один из вельмож короля Кейдана похвалялся, что сегодня же ночью вломится в спальню дочерей отсутствующего герцога, а этот барон Фортескью его всячески отговаривал. Второй раз, когда тот дурак все же пытался вломиться к Дженифер, я тогда прятался в тени. Этот дурак принял меня за Фортескью, и я, подражая голосу барона, еще раз предостерег, а когда тот спьяну оскорбил жену барона, я расплющил его лихим броском молота… А наутро ничего не понимающего барона Фортескью повязали, заковали и бросили в темницу.

Угрызения совести начали копошиться хоть и слабо, но ощутимо. Я остановил коня, поинтересовался у горожан:

– Где здесь городская тюрьма?

На меня смотрели, раскрыв рты, потом спохватились и начали указывать наперебой:

– На улице Бронников…

– Еще есть в Сером квартале…

– На площади оружейников…

Я покачал головой.

– Нет, мне нужна для знатных лордов.

Тут все дружно повернулись в другую сторону, сразу десяток пальцев указали на приземистую башню.

– Вон там!

– В башне?

– Нет, под нею!

– Понятно, – сказал я, – казематы, темницы… Зайчик, сделаем небольшой крюк по дороге.

Граф Ришар смотрел с недоумением, барон Альбрехт спросил тихо:

– Сэр Ричард, сейчас ли заниматься такими мелочами?

– Он по моей вине все это время в темнице, – ответил я виновато. – Я его подставил.

Он покачал головой, в глазах росло великое уважение.

– Кто бы подумал, глядя на ваше невинное лицо паладина.

Граф Ришар буркнул:

– Когда же вы успеваете?

Я загадочно улыбнулся, мол, вот такое я замечательное говно, и в сопровождении двух телохранителей пустил коня к мрачному зданию. Охрана уже разбежалась, но, к счастью, тюремщики на месте, понимают, их служба нужна любой власти, меняются только заключенные.

Меня ввели в крепость из массивных грубых блоков, затем в подвалы, где в тесных каменных мешках сидят обвиненные. Я снова напомнил нетерпеливо, что мне нужен именно барон Фортескью, только он.

Наконец нужная металлическая дверь отворилась со скрипом. Крохотное тесное помещение наполнено смрадом, и если бы я не перешел на ночное видение, даже не увидел бы в углу на охапке гнилой соломы скорченного человека. За мной топали и переругивались хриплыми голосами, чья-то рука из-за спины протянула небольшой смолистый факел.

Я взял и медленно спустился по ступенькам. Человек зашевелился, обросший длинными волосами, худой, с желтой восковой кожей. Он заслонялся от яркого для него света растопыренными ладонями.

Я спросил с неловкостью:

– Барон Фортескью?

– Да, – ответил он сиплым простуженным голосом, – я им был… но так меня уже давно никто не называет…

– Вы не поражены в правах, – заверил я. – Барон де Фортескью, вы свободны!.. Все обвинения с вас сняты. За время, проведенное в темнице, получите… э-э… компенсацию.

Человек с трудом поднялся, его шатало, он хватался за стену, почти неслышимым голосом спросил:

– Кто… вы? Ваше лицо мне знакомо…

– Сэр Ричард Длинные Руки, – ответил я. – Сын герцога Валленштейна, который защищал своих сестер от посягательств вельмож короля.

Он прошептал:

– Помню…

– Прекрасно, – сказал я, – память вам не отшибли.

– Но… как вы… здесь…

Я кивнул тюремщикам, они спустились в камеру и, подхватив заключенного под руки, аккуратно повели наверх. Я сказал им в спины кротко:

– Я решил, что такой король не заслуживает трона. Со мной большое войско, в герцогстве нашлось много славных воинов. Вы в этом убедитесь. А сейчас вам помогут помыться, переодеться, и… ваша жена ждет вас!

Он обернулся и спросил торопливо:

– Как она?

Я ответил с подъемом:

– Поздравляю вас, барон! У вас верная и любящая супруга. Она бросилась под копыта моего коня, только бы сказать, что вы невиновны…

Он охнул.

– С нею все в порядке? Я просил друзей, чтобы заботились о ней…

Я проглотил готовое сорваться с языка замечание, как в окружении Кейдана понимают заботу о женах других придворных, но, наверное, барон Фортескью на такие пустяки махнет рукой, лишь бы жена жива и здорова и чтоб имение не отняли…

На выходе перепуганный комендант протягивал мне ключи от всех камер. Я спросил строго:

– Кто еще в заключении?

– Все камеры полны, – ответил он поспешно. – У нас только знатные люди…

– За что сидят?

– Одни за измену, другие уличены в сношениях с противником, двое за растление малолетних…

Я удивился:

– За это сажают?

Он развел руками и стыдливо потупил глазки.

– Те малолетние оказались из знатных семей. Одна даже в дальнем родстве с королем…

– А, – сказал я, – тогда понятно. Этих оставить, остальных отпустить по случаю восшествия в город славного и милостивого сэра Ричарда Брабантского. Ты понял, скотина, кто это?

Он рухнул на колени.

– Сэр! Я понял сразу, как только увидел вас! Издали!

– Тогда бди, – сказал я зловеще. – Власть поменялась, но все шестеренки должны крутиться. Я не допущу беспорядков!

Глава 10

Королевский дворец после короткого коллапса начинает оживать. Слуг и лакеев осталось маловато, сбиваются с ног, стараясь угодить новым хозяевам. Рыцари и кнехты еще кого-то деловито насилуют, но грабить я запретил, а простое насилие для просвещенных аристократок совершеннейший пустяк, недостойный даже упоминания.