Никому и никогда - Loafer83

— Она вам пришлет. Я попросила ее выделить тень из видео, где охранник убивает Олега Николаевича, и наложить это на всех бонз «Правой воли». Она наложила матрицу и на те фотографии, что вы ей присылали по региональным эпизодам.

— И все совпало? — спросил он, но вопрос прозвучал скорее как утверждение.

— Совпало, — она закрыла глаза. — Я вот подумала и сопоставила, а ведь у нас тоже всплеск эти полтора года. Очень много ходоков поступало.

— Ходоки — это те, кто уходят из дома за синей птицей?

— Ага, похоже. Все один к одному.

— Ты плохо выглядишь.

— Я и чувствую себя отвратительно. Я не знаю, что они со мной сделали, но меня словно выпотрошили.

— Выпотрошили и вставили внутрь что-то инородное, живое и неживое нечто, — закончил он за нее. — Ты говоришь так же, как другие девушки. Определенно назвать это массовым психозом нельзя, вы слишком далеки по времени. А ты не придумала это себе?

— Я это проверила, — Аврора долго смотрела ему в глаза и подняла вверх указательный палец левой руки. — Смотрите.

Следователь сначала не поверил, встал и подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть. Из пальца Авроры лилось пламя, уходя яркой вспышкой к потолку. Он поднес руку к нему и одернул, жгло по-настоящему. Сев обратно к металлическому столу, он кивнул, что довольно. Игорь Николаевич медленно писал в планшете, часто останавливаясь, чтобы обдумать. Авроре было интересно и не очень, что он там пишет. Она устала, не понимая, что здесь делает.

— За что они его так? Они с ними заодно? — она взяла руку опера, с содроганием смотря на искалеченного мужчину, пускай и некрасивого, грубого, непохожего на тех, с кем она привыкла проводить ночи.

— Что ты делаешь? — Игорь Николаевич оторвался от планшета, со страхом и удивлением смотря на Аврору.

— Я не знаю, — всхлипнула Аврора, не в силах оторвать руки от Егора и утереть слезы.

С ней происходило что-то странное, жуткое и прекрасное одновременно. Она отдавала всю себя, но оставаясь собой, открываясь перед ним, обнажая все сокровенные чувства и страхи. По рукам из сердца текло пламя в Егора. Он принимал его в себя, в палате стало невыносимо светло, а монитор на мгновение замер на месте, не двигая графики. Внезапно он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Это сделаю я, — просипел он и закрыл глаза.

— Что он сделает? — переспросил следователь и невольно вскрикнул.

Из Авроры полилась черная ткань, липкая и вязкая, и в то же время невесомая, нематериальная. Она открыла свою ненависть, глубокую и черную, открыла свою боль и самоуничтожение за бессилие. Он забирал ее в себя, вместе с тем, что вложили в нее. Это нечто сопротивлялось, но Егор, или то, что стало им, было сильнее, как вихревой насос всасывая со дна бочки иловый осадок, разбивая его в пыль, забирая в себя до конца, до самой малой песчинки

Аврора увидела, нет, почувствовала его ненависть — к тем, кто убивает, кто уничтожает, кто допускает и позволяет, кто молчит, кто принимает и боится, жалеет себя, готовый поступиться другой жизнью ради своей. Ненависть клокотала в нем, перерабатывая, перебарывая это нечто, подчиняя его себе, наполняя тело силой и мощью многотонной бомбы. И в этой черной ненависти светились ярко мертвые девушки и парни, дети, старики и животные, тела которых он находил, дела которых он расследовал. Для каждого из них у него было свое место, свой алтарь, питавший его энергией ненависти, энергией справедливости, делая безжалостной машиной. Ничего нельзя забыть, никого нельзя простить.

Аврора очнулась, осторожно шевелясь на чужой кровати. Это точно не больница, комната вроде знакомая, и откуда-то доносится запах свежесваренного кофе. А главное то, что у нее невыносимо болит голова и тошнит просто адски. Аврора села на кровать, вроде чистая, пускай и в одном белье, и попробовала встать. Ноги подкосились, и она рухнула, хрипло хохоча.

— О, проснулась! Ты чего ржешь? — Настя стояла на пороге в фартуке и футболке, судя по всему мужской, ставшей сносным домашним платьем.

— Я человек! Я человек! — смеялась Аврора.

— Да? А это ты как определила? — с сомнением спросила Настя.

— У меня жуткое похмелье! — Аврора села и победно посмотрела на Настю. — Отвратительно выгляжу, да?

— Да нет, ночью была хуже. Сейчас помятая, а так ничего, ожила.

— А что вчера было?

— Потом расскажу. Иди в сортир и на кухню, — приказала Настя.

Аврора послушно отправилась в туалет. Квартиру она узнала, здесь жили Сергей и товарищи, теперь Настя одна осталась. А спала она в комнате Сергея, а он, видимо, ночует у старушки Мэй. Аврора ехидно улыбнулась, ловя свой бесстыжий взгляд в зеркале в ванной. Она пришла в себя, и внутри ничего нет, будто бы и не было вчерашнего дня и ночи, но это было — амулет в виде цветка спокойно висит на шее. Красивый, ей идет такой цвет.

— На, поможет, — Настя поставила перед ней стакан и литровую бутылку тана.

— А, кисломолочный физраствор, — она стала пить прямо из бутылки, быстро выпив все. — Еще есть?

— Есть, а почему физраствор?

— Соленый. Сергей приучил меня к этому напитку. Сначала заставил кумыс пить, но это совсем не мое.

— А мне нравится, после него мозги на место встают.

— Тогда правильное место для жизни выбрали. Как там Алексей в Техасе?

— Нормально, скучно ему там. Я как хвосты сдам, переведусь на заочку и уеду к нему. Ладно, пей чай, — она налила Авроре большую кружку, сразу кинув в нее столовую ложку сахара. Аврора посолила и стала медленно пить. — Тебя вчера Игорь Николаевич привез. Пиццу ты не купила, но без претензии. Ты бы себя видела, я думала, помрешь, а нет, схватила бутылку и давай пить. Я даже отобрала ее у тебя, пока пельмени варила, а то бы ты вообще в аут вылетела.

— Так я и вылетела. А Игорь Николаевич с нами пил Он ничего не рассказывал?

— Он за рулем был. Не рассказывал, но выглядел не лучше тебя. Вы как два привидения приперлись ночью. Лучше не рассказывай, а то я до сих пор боюсь твоего взгляда.

— Я никогда и никому ничего не расскажу. А сейчас нормальный взгляд?

— Нормальный, такой же противный и вредный, как обычно.

— Тогда все норм, — Аврора блаженно потянулась и посмотрела на часы над холодильником. — А смену-то я