Людмила Астахова - Дары ненависти

Понятно. Калечить пленницу побоялись. Приказ был четкий: «Брать живьем», и за его нарушение эсмонды по головке не погладят. Насиловать… Может, и хотели, но тоже побоялись опережать события. Тив бросил пытливый взор на шпионку. М-да, грудь привлекательная, и бедра хороши, но такую вдвоем не удержишь. Слишком сильная, да к тому же в штанах. Стреляет хорошо, убила двух мужчин и не остановилась бы на достигнутом, если бы не предательский удар шуриа камнем сзади.

Мокрая по пояс ролфийка смотрела на тива волчицей исподлобья и скалила зубы в недоброй усмешке. Явно собралась молчать и героически принять смерть.

Ничего-ничего, и не таким развязывали языки.

– Вы, олухи, оказываете нашей… гостье честь, предавая ее священной казни через утопление. Так она прямиком отправится к Морайг. Верно, ролфи? – Удаз подмигнул девушке. – А нам ведь не нужно, чтобы кровожадная шпионка получила такую посмертную награду за все свои преступления против Синтафа?

Стражи многозначительно переглянулись. О как! Вот что значит большой специалист!

Самое приятное в магическом допросе – это обращение к Предвечному. Оно всегда приятно. Как будто припадаешь к прохладному источнику после целого дня скитаний по безводной местности. Пить и не напиться вдоволь. Журчащий речитатив охлаждает разгоряченные губы в жару и согревает в мороз, он слаще меда и пьянее вина, он пикантен как самый изысканный соус, он насыщает. И если даже такие крохи чуда слияния с Предвечным приносят столько блаженства и радости, то каково же эсмондам? В сердце снова впилась острая отравленная игла зависти, и тив скрипнул зубами, подавляя желание грубо выругаться в адрес родительницы. Проклятая ролфийская кровь!

Слава Предвечному, к этой женщине нет нужды даже прикасаться. Ее руки связаны за спиной, уши она закрыть не сможет. И хотя она не понимает ни единого слова из заклинания, но оно все равно подействует. Проникнет в мозг, подавит волю, снимет все запреты и внутренние установки. Ролфи забудет о правилах, она забудет о приличиях, о воспитании и морали. Безвольная, она сделает все, что попросишь, и расскажет даже о том, о чем успела позабыть. Все тайны до единой, начиная с невинных детских, заканчивая постыдно-интимными. Тив узнает, как эта девушка предпочитает заниматься любовью, о ком томится ее сердце, моет ли ноги перед сном и чешет ли в заднице. О, для Удаза Апэйна давно уже никакая женщина не являлась тайной и трепетным чудом из чудес. Самые нежные «цветочки» на поверку оказывались грязными похотливыми самками. Сучками!

Пропев-проговорив заклинание до конца, тив стал ждать, когда губы пленницы растянет блаженная счастливая улыбка, когда она начнет строить ему глазки и кокетничать со стражами, предлагая себя хуже подзаборной блудницы. Ждал, поглядывая на часы, терпеливо ждал, но ничего не происходило. Шпионка мрачно щурилась и молчала, плотно сжав распухшие губы. Время шло.

– Ну, что ты нам расскажешь? – спросил Удаз.

– Ничего. Но ты можешь еще раз не только спеть, но и сплясать, ублюдок, – не ответила, а выплюнула она.

За что тут же отхватила горячую оплеуху от одного из стражей. Просто так, чтобы не распускала язык. А тив оцепенел от неожиданности.

Этого просто быть не может! Магия не подействовала? Почему?

Взгляд его упал на клейменное волчьей головой плечо девушки.

– Завяжите ей руку. Немедленно!

Чтобы Сила Предвечного разбилась о языческое колдовство ролфи, как волна о волнорез?

Шпионка засмеялась, видя его растерянность.

– Если понадобится, я срежу клеймо вместе с кожей и мясом, – пригрозил дознаватель.

Она плюнула. Слюна и кровь потекли по подбородку. И теперь страж вложил в ответный удар больше силы – врезал так, что едва голова не отвалилась.

– Ну надо же… – сплюнув выбитый зуб, прохрипела девушка. – Мало того что ублюдок-полукровка, так еще и дурак… Что, настоящие эсмонды закончились, раз уже бракованных посылают?.. Сила не в знаке, смесок, сила в верности, но не для ублюдков вроде тебя…

Вряд ли ролфи знала, что ее удар пришелся тиву ниже пояса. По самому болезненному месту – по происхождению. Она-то не ведала, а вот стражи сразу поняли, что к чему. И, не сговариваясь, одновременно ухмыльнулись. Конечно, они догадались, что легат – не чистокровный диллайн и не эсмонд, а так… нечто промежуточное, ни рыба, ни птица, ни зверь.

Надо было срочно спасать репутацию. Срочнее не придумаешь.

– Ты мне не нужна, ролфи. Какой от тебя толк – ничего ты не знаешь такого, чего бы не знал я сам или в Эсмонд-Круге. Ты так бездарно попалась, что могу предположить – выкуп за тебя лорд Конри платить не будет. А для расспросов у меня графиня есть, – заявил Удаз, всеми возможными способами демонстрируя пренебрежение к пленнице.

Но никого он не убедил, даже толстых олухов-стражей. Те глядели на ролфийку разве только не с ужасом. В их нефритовых глазах открытым текстом читалось: «Колдунья! Она пересилила магию легата эсмондов!»

Какой там снасильничать, как, должно быть, надеялись сделать после допроса, они теперь и под угрозой пытки к девке не притронутся. Даже для обычной пытки. Колданет со злости, а у них мужское достоинство отсохнет.

А сам пытать ролфийку тив Удаз не хотел. И не умел, и не чувствовал в себе душевных сил для мучительства. Он никогда не марал рук палачеством, предпочитая чистые методы магического воздействия. Зачем, скажите, пытка нужна – вонь горелого мяса, вопли, потоки крови, – если допрашиваемый рассказывает чистую правду как на духу? И не от страха перед новой порцией боли, а из радости поделиться с ближним сокровенным. Еще и удовольствие получает, а стало быть, не врет ни единым словечком.

Привычка нужна к повседневной жестокости, а где ей взяться у человека духовного звания и самых естественных наклонностей?

Поэтому тив Удаз вздохнул, отряхнул руки от невидимой грязи и приказал:

– Повесить ее.

– Чего-чего?

– Отвести в лес и повесить. Запомните, для ролфи – это самая позорная казнь. А наша… гостья ее вполне заслужила.

Стражи послушно кивнули. Сразу видно – специалист.

Джона и Грэйн

Сейчас бы в самый раз пришлась помощь призрака деда-прадеда, но тот, крайне возмущенным ее предательством на поле боя, исчез в неизвестном направлении. Чем дольше духи убиенных остаются рядом с живыми, тем паче если эти живые – их родичи, тем самостоятельнее они становятся. Крепнут тонкие невидимые связи, и часть жизненной силы перетекает к бесплотному созданию, наделяя его собственной волей.

Бесполезно было звать: «Эйккен! Ты где? Отзовись!» – дух категорически отказывался являть себя.

Ну, значит, обойдемся без пращура.