Далия Трускиновская - Нереал

— Ну?! Так он и есть — безотказный! Вежливо подойти и начать, как будто сто лет знакомы! Люсенька! Какими судьбами! А я вас искал, искал, с ног сбился! Пять минут — и она забудет, что впервые меня видит.

Башарин вопил так искренне, что можно было подумать — он ежедневно заводит себе таким нехитрым способом десять подруг и скоро ему, Башарину, придется перебираться в другой город, потому что в этом он всех подходящих женщин уже оприходовал.

— Тебе никогда прохожие морду не били? — осведомился Вася.

— Не-е...

— Значит, учил знакомиться. Учил стрелять.

— Безнадега! Ну, полная безнадега! — воскликнул Башарин. — Он оружия боится, как черт ладана! Мы выехали в лес, забрались в овражек, чтобы, значит, пули — в землю.

— Грамотно, — одобрил Вася. — И что — он в откос оврага попасть не мог?

— Да вроде того. Жмурится, ствол у него в руке пляшет, при отдаче сам себя чуть по лбу не треснул. Я же говорю — кретин.

— Вот! — Вася поднял указательный перст. — Вот она — главная загадка киллера в “Бастионе”! Редко я видел на его лице такую радость.

— Он может скакать по крышам как горный козел, плавать в канализационных трубах как субмарина и летать по воздуху быстрее ракеты! — с восторгом и облегчением сказал Вася. — Но пока у него в руках пистолет — никому и ничего не угрожает! Это значит — что? Что на нем еще не висит никакой мокрухи! Вот если он доберется до дрына — это уж совсем другая петрушка...

И показал, как именно нереал может всадить мне в пузо этот самый дрын.

Башарин думал.

Судя по всему, это был непривычный для него процесс.

Башарин сопоставлял факты.

Не знаю, как Васька прочитал по его неподвижной роже, что настала пора действовать.

— Ребята, давайте сюда Жукова! — крикнул он. — Вот сейчас и разберемся, почему ты, здоровый мужик, понимающий, что такое порядок, по первому писку этой крысы срываешься с места и несешься в вонючую лавчонку, где ничего хорошего, кроме кучи грязных лифчиков! Сортировать помогал, что ли?

Васька намеренно злил Башарина — ему нужно было, чтобы эта глыба непробиваемого интеллекта навалилась на Жукова всем весом.

— Окстись, родной! — рявкнул Башарин на Ваську. — Мне ведено сидеть в этом бардаке и жрать пельмени — я сидел и жрал! Но когда эта скотина говорит, что теща раскопала его тайник и нашла пистолет!..

— Какой пистолет? — хором изумились мы с Васькой.

— Мой пистолет! Я же не мог его дома держать! Моя бы меня прямо из него бы и убила! А Борька, козел, обещал спрятать — так он даже этого не смог!

В дверях появился Жуков. Он держался обеими руками за лацканы курточки, локти торчали, и вид был бы прежалобный... если бы не физиономия...

Прекрасна ярость на оскаленной тигриной морде! Прекрасна ярость и на безупречном лице красивой, уверенной в себе женщины... м-да, в белой шляпе с лиловым бантом... Ярость, как торжество силы, как взлет готовой к атаке силы, завораживает своей первобытной красотой.

Жуков слышал последние слова. И в его глазах вспыхнула ненависть.

Он ненавидел всех присутствующих: Башарина за его мужскую стать, Ваську за положение в обществе, меня тоже за что-то уже ненавидел...

— А что, в магазине он его сам спрятать никак не мог? Обязательно нужно было твое участие? — спросил Васька, вовсе не цепляясь к противозаконному хранению огнестрельного оружия, и Башарин понял, что, кажется, удачно перевел стрелку.

— Да он все врет! Говорит, что работает тут последний день! Что хозяйка совсем взбеленилась! Что не хочет держать такого слизняка!.. Одно разорение от него — вон, окна вставлять пришлось, кожаную куртку покупатели сперли! Не мужик, говорит, а ничтожество какое-то!..

Башарин все еще не хотел признаваться, что дружбан оказался скотиной, но в порыве откровенности, кажется, перегнул палку.

Мы поняли это, когда увидели в руках у Жукова пистолет.

До сих пор в меня целились крайне редко. Можно сказать, вообще никогда. И я не знал, как это полагается делать. Кино — оно и есть кино, а на самом деле? Теперь я навеки запомнил, как выглядит идиот, собравшийся убивать людей. Пистолет в его ручонке ходуном ходит, а по щекам льются слезы!

— Истерика, — совершенно спокойно сказал Васька, вставая с табурета. — Ну, что же ты? Раз начал — так продолжай!

— Age quod agis! — добавил я.

Тут Борьку крутануло на месте, я и квакнуть не успел — как он сидел на полу, а пистолет был в руке у Лешки.

— Ишь, сучара! — беззлобно заметил бодигард. — Успел ведь прихватить! Если бы мы знали...

— Двойка тебе за сопровождение сумасшедшего клиента. Давай-ка сюда, — Вася протянул руку, и в ладонь ему легла черная рукоять, хорошо легла, как родная.

— Всех вас, всех!.. — бормотал Жуков. — Всех, всех!..

— Сперва — Ротмана, — хладнокровно напомнил Вася. — Только из-за Машки Колесниковой? Или он тебе еще где-то в кашу плюнул?

— Он знает! — выкрикнул Жуков. — Вы его спросите — он знает! Два года назад он что сказал?..

— Да ладно тебе, — Башарину наконец удалось встать с койки, и он обратился к Ваське хмуро, однако с достоинством. — Я понял — это он, оказывается, в “Бастион” на работу устроиться хотел. Два года назад. Так он там Ротмана и в глаза не видел, дальше кадровика его не пустили.

— Следующая жертва? — строго спросил Васька.

— Карасевич, сука!

— Книготорговая фирмешка какая-то, — объяснил Башарин. — Кончай, Борька. Ты так всю свою трудовую книжку огласишь.

— Получай, — следователь Горчаков протянул подследственному Башарину оружие. — Останешься с ним тут. Будешь с этим гаденышем жить, есть, спать. Узнаешь следующее...

Васька на секунду задумался.

— ... всю его биографию с географией! Куда ездил в детстве, где бывал, с кем общался! Ведь этот чертов нереал напичкан именно его воспоминаниями! Если он где-то прячется — то это место известно только Жукову. Понял?

— Понял!

— Как ты будешь с ним разговаривать — это твое дело. Меня не касается.

— Понял.

А как скажите на милость, можно разговаривать с человеком, который натравил на тебя угрозыск? И тут Васька вспомнил про гуманность.

— Вот он тебе поможет, — и показал на меня.

Очевидно, предполагалось, что когда Башарин в ходе допроса попытается заехать дружбану в ухо, я должен кинуться между ними и принять удар своим ухом. Так я решил сперва, и совершенно напрасно. На меня возложили документальную сторону дела.

За те дни, что мы трое прожили в казарме, я исписал большую стопку плотной бумаги для принтера. Каждое утро у меня забирали следующую порцию, везли в управление внутренних дел, и там Васька вовсю отрабатывал версии.