Кол Бьюкенен - Фарландер

— Думаю, лучше оставить как есть, — предложил Алеас, кладя руку старику на плечо. Эш молча сбросил ее. Закончив, он посмотрел на тело, порывисто вздохнул и покачнулся. Алеас помог ему устоять.

Старик бережно ощупал обгоревшую, почерневшую плоть. Пальцы коснулись торчащей из груди стрелы. Он замер и долго стоял не шевелясь.

Из пещеры вышел Бараха с горящей палкой. Не говоря ни слова, без всяких церемоний он сунул ее в глубь пирамидки и подождал, пока огонь перекинется на дрова. Сначала повалил дым. Все отступили. Через минуту-другую за дымом запрыгало пламя.

Взяв горсть песку, Бараха бросил его на еще не набравший силу огонь. Алеас обнял Серезе; оба плакали, не стесняясь, впервые за весь день. Пламя трещало и поднималось выше, разбегалось по поленьям и наконец добралось до тела. В танцующих оранжево-красных языках мелькали и другие цвета — зеленый, желтый, голубой, — цвета запекшихся на дереве морских минералов. Зашипел, бросая брызги, жир. Ветер подхватил запах горящего мяса.

Через какое-то время пирамидка обрушилась, погребя под собой Нико.

Далеко, за морем, еще темное небо лизнули первые лучи солнца. Над горизонтом задвигались тени невидимых облаков.

Эш прочитал что-то на языке своей далекой родины, потом повторил то же на торге — для своего юного ученика.

Глаза его, даже оставаясь в тени, сверкали, как две огненные звездочки.

— И пусть даже мир этот — капля росы... пусть так... пусть так...

Эш распорядился принести обернутый кожей глиняный горшочек. Едва держась на ногах, он аккуратно сгреб в кучку всю серую пыль и секунду-другую смотрел на пляшущие в догорающих угольях частички.

«Для его матери», — подумал он и, подобрав палочку, стал наполнять горшочек золой. В золе попадались и мелкие осколки костей, но выбирать их Эш не стал. Закончив, он надежно закупорил горшочек и бережно положил в дорожный мешок.

Второй горшочек, точнее, глиняный флакон величиной с большой палец старик тоже наполнил сгоревшими останками, после чего заткнул его деревянной пробкой и обвязал кожаным шнурком. Этот флакон Эш повесил на шею, так чтобы он лежал на груди, как печать. Флакон был еще теплый.

Поднимаясь, Эш вдруг покачнулся от прострелившей голову боли. Кто-то говорил с ним, но он не видел говорящего. Его повело в сторону. Он зашатался и упал на спину.

Едва дыша, Эш лежал на песке. Чьи-то руки трогали его. Чей-то голос спрашивал, слышит ли он их. Боль уколола снова, глубже, чем когда-либо. Эш скрипнул зубами, из-за которых прорвался резкий, гортанный крик. А потом он провалился в беспамятство.

Глава 31

ПОСЛЕДСТВИЯ

Выхода не было. После убийства единственного сына Матриарха власти закрыли все порты. На главных городских перекрестках появились заставы. Прохожих останавливали, стражники сравнивали их лица с имеющимися на руках описаниями. Люди поговаривали, что в город проникли рошуны — один из них Фарландер, — что это они убили Киркуса и что они все еще скрываются где-то в городе. Ходили слухи, что таким образом рошуны отомстили за своего собрата, сожженного заживо в Шай Мади. Повсюду разгуливали патрули. Появляться на улицах после полуночи воспрещалось под страхом смерти. Солдаты под руководством суровых Регуляторов прочесывали хостильо, незаконно открытые таверны, бордели, врывались в частные дома, допрашивали жильцов, уводили подозреваемых и обыскивали всех подряд.

Мало того, что привычная жизнь Коса оказалась нарушенной и едва ли не парализованной, так горожане уже открыто говорили о готовящейся крупной военной кампании. На северной и западной окраинах возникли временные лагеря, сразу же привлекшие к себе внимание мелких торговцев, проституток, разного рода мастеров и просто бродяг. В Первой бухте собирался флот, подобного которому здесь никогда еще не видели, причем рядом с военными кораблями стояли сторожевые и грузовые суда.

Кое-кто утверждал, что войска отправляются на Лагос на замену расквартированной там Шестой армии, но таким быстро затыкали рот — все знали, что в присутствии на острове крупных сил нет необходимости, а для поддержания порядка достаточно и небольшого гарнизона. О Лагосе вообще упоминали с опаской. После подавления восстания остров, по личному распоряжению самой Матриарха, был превращен едва ли не в пустыню. В приходивших оттуда новостях рассказывалось о стертых с лица земли городах и поселках, об огромных пепелищах от костров, на которых заживо сгорело все местное население — мужчины, женщины, дети. Желающим уехать на Лагос из перенаселенных городов Империи предлагались земельные участки. Численность эмигрантов уже измерялась тысячами.

Другие, разбиравшиеся в ситуации получше, полагали, что наиболее вероятной целью готовящегося вторжения будет Чим. Возможно, говорили они, Матриарх устала наконец от того, что ее торговые суда то и дело становятся добычей обосновавшихся на острове пиратов. Реже всего люди называли Свободные порты; такое предприятие было бы слишком рискованной затеей, поскольку их флот оставался лучшим в мире и на протяжении десяти лет успешно противостоял захватническим поползновениям Империи.

Там, где велись такого рода разговоры, обычно находились записные шутники, вспоминавшие про Занзахар. Их неизменно поднимали на смех — все понимали, что это было бы величайшей глупостью.

Кос жил в атмосфере неуверенности, слухов и домыслов, и если те, кто считал город своим, чувствовали себя в относительной безопасности, то другие, чужаки, на улицу старались не высовываться. Бараха, его дочь и ученик — Эш по-прежнему не приходил в себя — все понимали, что за ними охотятся, а значит, из города необходимо выбраться как можно скорее.

Но как, если порты закрыты?

При отсутствии иных вариантов оставалось только одно: найти надежное убежище и отсидеться до возобновления морского сообщения. Предполагалось, что ситуация должна поменяться в течение нескольких недель, но никак не месяцев. В конце концов Кос полностью зависел от морской торговли, без которой он просто бы не выжил.

После недолгих поисков им удалось найти заброшенный склад неподалеку от пещеры, возле которой они кремировали тело Нико. Это было деревянное строение, пострадавшее когда-то давно от пожара, уничтожившего его северную и западную части. Над обращенной к морю стороной сохранилась, однако, крыша, а среди почерневших развалин отыскался почти не затронутый огнем уголок.

Там они и затаились в ожидании лучших дней.

Второй их заботой был Эш.

Старик оставался без сознания. Дыхание его было неглубоким, спокойным, но при этом он не шевелился и не произносил ни звука. Лишь веки иногда вздрагивали, как бывает у человека, которому что-то снится.