Александр Зорич - Серый Тюльпан
Но судьба хранила их и сохранила.
Когда они выбрались из Полей, Фрит неожиданно запел – громко и неблагозвучно.
Слов было не разобрать, да и пел он так плохо, что даже Эви прижал к голове уши с черными кисточками, которые-то и отличают чистокровных аютских скакунов от полукровок лучше всяких родословных грамот. Мелика и Гита не были научены прижимать уши, а потому им ничего не оставалось, как покорно внимать.
– Что это он такое поет, а? – спросила Мелика.
– Видать, какую-то колдовскую песню.
На самом же деле Фрит горланил гимн во славу господина Рога. А когда слова гимна окончились, он принялся приспосабливать к его грозной мелодии начало последней главы «Хроник»: «Никтоже есть в краю твоем иже силу сию вышнюю утерпит»…
Неспешный, убаюкивающий шаг коня и усталость быстро завлекли сознание Гиты в дремотные дали. Следя за тем лишь, чтоб не свалиться, Гита думала о найденном мече – может все-таки стоило его забрать, одних гранатов там – как виноградин в грозди. Но думать о мече было как-то жутковато, и она принялась сожалеть о потерянной сандалии – как назло пропала та, что была целой! И когда только пропала? А еще Гита размышляла о том, что варвар, хоть даже и одетый щеголем, все равно остается невеждой и дикарем, взять хоть эту манеру драть котофея, когда самое умное – просто помолчать. И что только Мелика в нем нашла?
А Мелика, ощущая крестцом теплый живот их спасителя, гадала, что скажет отец, если увидит их в обществе варвара или, того хуже, учует винный дух. Скандал небось закатит… Но, странное дело, Мелику это почти не тревожило.
В глубине ее души все еще саднило ощущение грозной опасности, которой они лишь чудом избежали. Там, среди немудреных домашних тревог и простых летних желаний, разлагались теперь громокипящие воспоминания о Сером Тюльпане – он исчез в тот миг, когда Эви спросонья чихнул.
В душе у Мелики колобродили теперь страх, желание и восторг. Как с ними теперь жить, зачем они ей?
– Давай лучше не будем говорить, что мы купаться ходили, – предложила Мелика, когда густая, еще безлунная чернота впереди прорвалась знакомым лаем поселковых собак.
– Давай, – широко зевая, согласилась Гита. – Все равно никто не поверит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
