Марина Дяченко - Последний Дон Кихот

Она подумала: а что, если Карраско прав?!

* * *

Он терпел.

Таблетки Карраско так и лежали горкой - нетронутые. Когда-то в отрочестве ему пришлось узнать действие такого вот, в яркой капсуле, лекарства; теперь он боялся этих таблеток. Он решил про себя, что пока у него хватит сил терпеть - он потерпит, и только когда станет совсем уже невмоготу...

А утром над головой вдруг развернулись крылья ветряной мельницы. Заскрипели, грозя поддеть Алонсо и размазать его по стене; он метнулся, пытаясь бежать, но за окном уже злорадно скалилась харя колдуна Фрестона.

- Пошел прочь! Прочь!!

Его дом не мог защитить его. Да и не к лицу рыцарю прятаться, подобно женщине, надо собраться с духом встретить смерть с оружием в руках.

Шли великаны...

- Что с ним, что с ним, сеньора Альдонса?!

...от их поступи содрогался дом.

И как-то сразу обнаружилось, что Алонсо в гостиной, сидит на корточках, закрыв голову руками, что рядом бьется Альдонса, голос ее долетает до него сквозь гул катастрофы:

- Алонсо... Алонсо, посмотри на меня! Ничего нет, только наш дом, все на месте, все в порядке, только я, только вот Санчо и Фелиса... Алонсо, посмотри на меня! Держи меня за руку, я тебя вытащу!

Он сжал ладонь Альдонсы так, что, кажется, хрустнули кости.

- Я тебя вытащу, Алонсо! Не уходи от нас! Пропади все пропадом... Все донкихоты... проклятые сумасшедшие... проклятый род... Алонсо, я тебя вытащу, ты только не выпускай руку! Не уходи... Алонсо! Алонсо!!

Он увидел, как медленно и торжественно рушится его дом. Как обваливается потолок. Падают все до одного портреты, расползается клочьями гобелен, но вместо смеющегося Дон-Кихота за ним - полуразложившееся, искаженное гримасой лицо.

- Он уходит. Он уходит. Он сходит с ума. Алонсо... Господи, Алонсо... Скоты!

Дон-Кихоты - выродки! За что его? За что ему?! Ему-то - за что?! Санчо, он уходит...

И тогда Санчо Панса закричал.

Этот крик на секунду удержал гаснущее сознание Алонсо.

- Это я! Это я! Это мы с Фелисой! Это она ходила за вами, это я велел ей за вами следить! Это она была привидением, она завернулась в простыню... Фелиса, принеси ходули, быстро! Покажи сеньору Алонсо свои ходули! Покажи ему! Ну!

Алонсо, это я тебя предал, я! Меня подкупили! Когда я только пришел в цирюльню, в самый первый день! Мне сунули в карман записку! Там были деньги, много! Там...

вот эта записка, посмотри! Прочитай! - трясущимися пальцами вывернул карман, оттуда упал сложенный вчетверо голубоватый листочек, Санчо подхватил его у самого пола, развернул. - "Если Алонсо Кихано никогда не наденет латы и останется дома, Санчо вдобавок к задатку получит еще дважды по столько"! Вот это письмо, смотрите! Смотрите, я не вру! Я подговорил Фелису! Это мы, это я, это я... Прочитайте! Вот деньги! Вот эти проклятые деньги, я сроду не видел столько денег сразу! Вы не сумасшедший! Это неправда! Вот, Фелиса принесла ходули...

покажи, как ты на них ходила! Покажи быстро, девка, или я тебя своими руками задушу!.. Вот, смотрите, вот ваш призрак. Вот... Алонсо, это я. Это я, а ты не сумасшедший. Я тебя предал! Смотри, вот письмо! Вот деньги! Вот я! Убей меня!

Ну!

Алонсо прикрыл глаза.

Какой звон в ушах. Звон в ушах. Колокол.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Утро.

Сквозь прорехи в старых шторах вязальными спицами пробивается солнечный свет.

Неподвижная фигура возле кровати.

- Альдонса?

Не видя ее лица, Алонсо чувствовал ее запах. Запах высохшего пота, ночи, пережитого ужаса...

- Альдонса... какое сегодня число?

- Двадцать шестое, - сказала она после паузы.

Алонсо улыбнулся.

Тело еще не до конца слушается, еще тяжелое, онемевшее, как бы не свое тело.

Но голова - своя. Чисто и ясно в голове, и спокойно, как в летнем небе.

- У нас мало времени, - он поднимал свое тело, как поднимают крюками тушу павшего мула. Он знал, что стоит преодолеть первое сопротивление мышц и сухожилий, перетерпеть первое головокружение, а дальше будет легче. Уже двадцать шестое... Осталось два дня... Росинанта подковали? Где Фелиса?

- Прячется, - отозвалась Альдонса после паузы. - Росинанта подковали, Фелиса прячется...

- Ерунда, - в его голосе обнаружилось привычное, здоровое раздражение. - Двадцать шестое... Осталось два дня! Подумать только... Где мои сапоги? Где одежда? Где Фелиса? Почему она не приготовила завтрак?

- Завтрак приготовил Панса, - все так же после паузы сказала Альдонса. - Твоя одежда перед тобой, на стуле...

Он замер, глядя прямо перед собой невидящими глазами:

- А где это письмо?! Альдонса... где?!

Кинулся ворошить одежду. Обыскивать карманы...

- Где письмо? Где оно? С деньгами?

- Оно у Пансы, - ровным голосом отозвалась Альдонса.

- Да? Я хочу узнать... а кто все-таки заказал... кто заплатил за меня. Вот черт... ну почему меня интересует такая ерунда?! Так мало времени, так много дел... и вот эта ерунда... Я хочу это знать, Альдонса. Кто хотел свести меня с ума?

Альдонса молчала.

Тяжело переваливаясь с ноги на ногу - ступни были как деревянные - он подошел к окну и сдернул занавеску.

И, когда глаза притерпелись к нахлынувшему солнцу - увидел наконец, что Альдонса вовсе не сидит у кровати, как ему показалось вначале, что она стоит на коленях, и лицо ее - как воск.

- Что ты... Альдонса? Почему ты на коленях? Вставай...

Только расширившиеся зрачки выдали ее боль, когда она попыталась подняться.

Отвергла его помощь, встала сама, двинулась к двери...

В дверях чуть не упала. Ухватилась за притолоку.

* * *

Она сказала себе: если всю ночь вот так простоять на коленях у его кровати - помешательство минует его; уже через несколько часов ночного бдения у нее, кажется, не было ног. Только тупая саднящая боль.

Алонсо метался, стонал сквозь зубы и бормотал неразборчиво не то мольбы, не то угрозы; Альдонса стояла, как коленопреклоненное надгробие, готовая не сходить с места и год, и два, или до смерти.

Потом Алонсо понемногу успокоился. На тумбочке догорала свечка, Альдонса видела, как лицо мужа разглаживается, как забытье переходит в сон. За окном стихали цикады; пришел рассвет, но шторы были плотно задернуты, и только тонкие лучики, ползущие по выщербленному полу, напоминали Альдонсе о времени.

Алонсо пошевелился.

Открыл глаза.

В первую секунду ее поразил бессмысленный, как у младенца, взгляд; мертвели, наливались сединой волосы у нее на висках. Длинная секунда потного смрадного ужаса...

- Альдонса? - выговорили его запекшиеся губы.

Ужас все еще жил в ней. Трясся в каждой жилочке.