Башня. Новый Ковчег 4 - Евгения Букреева
Сергей подошёл к Нике вплотную, наклонился к её лицу, заглянул в широко открытые глаза, смотревшие прямо перед собой и ничего не видящие. Савельевские глаза. По спине пробежал неприятный холодок — сколько раз он видел их, эти глаза, серые, чуть подёрнутые матовой дымкой, цвета хмурого зимнего неба, сколько раз в детстве заглядывал в них с надеждой, в напрасной попытке отыскать участие, признание и ошибался, всё время ошибался, принимая их фальшивый блеск за чистую монету. Он инстинктивно отшатнулся, словно перед ним стоял Пашка с весёлой улыбкой на круглом веснушчатом лице, протягивающий ему очки: «Ну ты чего, как девчонка. Мы же просто пошутили. На свои очки».
Впрочем, кроме цвета глаз эта девчонка больше ничего от Савельева не унаследовала. Рыжая, некрасивая и к тому же вялая и слабая — пацана на её глазах прихлопнули, и всё, конец света. Нет, папаша её покрепче будет.
— Ника! Ника! — Ставицкий попробовал хоть как-то привести её в чувство. — Послушай меня.
Никакой реакции. Она даже не дрогнула, и серые глаза продолжали всматриваться в пустоту. Ставицкий помахал рукой прямо перед её носом, стараясь привлечь внимание. Она моргнула, на какую-то долю секунды сосредоточилась, сфокусировала на нём взгляд, но тут же, как будто оттолкнув его, снова ушла в себя.
— Ника. Скажи, где прячется твой отец? Мы сейчас его найдём… ты же хочешь к отцу? Скажи нам, где он прячется, — Сергей говорил мягко, пытаясь достучаться до неё. Но Ника продолжала молчать.
Ну что ж, придётся обойтись без помощи девчонки. В конце концов, больница большая, не может же быть, чтобы тут совсем никого не было. Надо найти эту Анну, главврача. А девочку пока лучше оставить в покое, пусть в себя придёт.
— Надо обыскать больницу, — Сергей повернулся к командиру отряда, терпеливо ждущего от него приказа. — Найти кабинет главврача. Главврач тут женщина. Анна. Её надо взять живой.
Военный кивнул, жестами показал своим товарищам, куда идти, и они двинулись вглубь коридоров, по пути осматривая пустующие палаты и служебные комнаты.
Сергей медленно шёл за ними, позади волокли Нику.
Анна. Что за Анна? Девчонка сказала, что она — сестра её матери. Сестра покойной жены Павла, как там её звали? Лида? Лиля? Ставицкий не помнил. Так, смутно всплывало в памяти невыразительное, простенькое лицо, усыпанное веснушками, волосы рыжие — теперь понятно, в кого пошла Савельевская дочурка, кому обязана своей плебейской внешностью. Нет, всё-таки, Павел — дурак. Разбавлять и без того испорченную папашей чистую кровь Андреевых и Ставицких дальше. Ну и что получил? Рыжую, некрасивую девчонку? А ведь мог бы найти кого-то поинтереснее, женщину своей крови, из правильной семьи. Но дурака Савельева всегда тянуло к отбросам.
Красавица тётя Лена, тонкая, изящная, похожая на точёную фарфоровую статуэтку, одну из тех, что украшали бабушкину гостиную, — Елена Прекрасная, так полушутя-полусерьёзно называл её Серёжин отец, — часто жаловалась бабушке, что Павлик водит дружбу с какими-то безродными. Сыном официанта и садовничьей дочкой. Сережа знал, кого имела в виду тётя Лена — эта троица вечно таскалась повсюду вместе. Наглый красивый Борька Литвинов, постоянно издевающийся над Серёжей, и нескладная высокая черноволосая девочка — Аня Бергман. А ведь, кажется, потом именно на сестре этой Бергман и женился Савельев. Неужели она и есть главврач этой больницы? Тогда понятно, почему она прячет своего школьного дружка.
Внезапно идущие впереди военные остановились. Командир обернулся, сделал предупреждающий жест, и Сергей, повинуясь ему, замер и вжался в стену. Впереди отчётливо слышались чьи-то быстрые шаги.
Отряд профессионально рассредоточился — двое нырнули в пустые палаты, один, тот, что волок Нику, спрятался за открытой дверью, зажав девчонке на всякий случай рот и кивнув Сергею, приглашая последовать за собой, ещё двое застыли у стен по обе стороны коридора.
Не успели они всё это проделать, как из-за поворота показалась молодая медсестричка в неприлично коротком халатике. Она быстро шла по коридору, весело стуча каблучками, и даже, кажется, мурлыкала под нос какую-то простенькую мелодию.
Военных она заметила не сразу, а когда увидела, было уже поздно — двое отделились от стены, быстро и молча сделали шаг навстречу девчонке, те, кто прятались, тоже выскочили в коридор, оказавшись за спиной медсестрички и взяв её в кольцо. Только после этого вышел сам Ставицкий и тот военный, который держал Нику.
Девчонка тихо ойкнула, попятилась, не сводя глаз с Ники — видимо, узнала, кого они держат, Сергей в очередной раз чертыхнулся про себя, — и тут же уткнулась спиной в стоящих сзади военных. Губы у медсестрички затряслись, и хорошенькое личико сразу размазалось, поползло, исказившись от страха. Это неумение держать себя в руках, свойственное всем выходцам безродного сословия, вызывало в Сергее раздражение, брезгливость и даже жалость. Но он-то был Ставицким, даже выше чем Ставицкий — он был Андреевым, поэтому Сергей быстро взял себя в руки, смахнул с лица ненужные эмоции и приветливо улыбнулся.
— Добрый день.
Девчонка неуверенно кивнула.
— Вы нам не подскажете, почему тут никого нет? Где медперсонал, врачи, пациенты?
— Я… — медсестра всё ещё не пришла в себя, и, как не пыталась, взгляд её то и дело останавливался на Нике. — Так ремонт тут…
— Ремонт? А где тогда ремонтные бригады? — Сергей говорил очень тихо и мягко, сопровождая свои слова лёгкой, застенчивой улыбкой.
— Я не знаю… я пришла на смену, а ремонтников уже нет… а вы…
— На смену? — Сергей улыбнулся ещё шире. — На какую смену, если тут ремонт и больница не функционирует?
— Так… у нас тут есть пациенты, старики, которых никуда нельзя переводить. Поэтому Анна Константиновна и оставила тут несколько медсестер и меня тоже, а остальной медперсонал раскидали по другим больницам, — затараторила девчонка, сбитая с толку мягким тоном Ставицкого. — Так что тут и нету никого, а куда ремонтники делись, я не знаю, обычно они тут работают вместе с Петровичем, столько шума от них. А сегодня я пришла — люди какие-то бегают по коридорам, но не ремонтники, другие. И все куда-то сразу
