Лайм. Судьбе назло (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев
Ответ был более чем разумен. Зак отступал. Но я не собирался сдаваться. Главное, что мой план Заку понравился. И пусть на первый взгляд он был достаточно рискованным (ха, да он рискованный и со второго, и еще бог знает с какого взгляда), моей задачей будет во чтобы то ни стало убедить Зака в обратном. Я должен буду не дать ему усомниться в реальности исполнения своего плана. И если риск велик, я должен буду или убрать его вовсе (что не реально), или подставить под удар кого-нибудь другого. Кого ни жалко.
Прибыль — риск. Прибыль — риск. Люди никогда не любили чрезмерно рисковать собой. Пусть рискует кто другой, а мы пожнем доставшиеся лавры. Разумно, что ни говори.
Что ж, если решить эту задачу по-другому никак нельзя, то вы получите этого "другого". Я дам вам такого дурачка.
— Поэтому я и не собираюсь втягивать в это дело всех нас, — заявил я. — Нашу общину. Я хочу провернуть это дело сам, один.
— Ты? Один? — Зак, казалось, опешил. Еще бы.
Я приготовился быть по-деловому честным, уверенным и убедительным. Если мой план не убедит Арника, то все мои идеи проваляться в темную бездну.
— Ну, во-первых, ты сам сказал, что чем меньше "ушей", тем лучше. О моем плане знаем только мы. Мы можем этим и ограничиться. Моя идея, твоя помощь. По-моему, куда уж как меньше. Это сводит риск быть разоблаченными к минимуму.
Зак кивнул. Он был согласен. Но держался настороже.
— Во-вторых, если к сиятельной поеду я, то в дело не придется просвещать никого из посторонних. Никаких сборов, ни каких советов со своими, никакого выбора гонца и всего такого прочего. Зачем привлекать лишние уши?
Арник снова кивнул в знак поддержки. Глядел внимательно, напряженно. Значит, понемногу проникался.
— В-третьих, если случайно кто-нибудь об этом прознает, и меня схватят "Шестеро ножей", то никто и не подумает перевести стрелки на тебя. Рук рассказывал о планирующемся налете? Да. Кто слышал о его словах кроме тебя и "рукавиц"? Я. Так что выходит, я все знал. И вполне мог самостоятельно решиться провести задуманное. Повестись на легкие деньги. С кем не бывает. Я же молодой, глупый.
— Но они могут тебя пытать. Что будет, если ты не выдержишь пыток и признаешься, что я тебе помогал? — В голосе никакого сочувствия в мой адрес — Зак дорожил лишь собственной шкурой.
— И что? Даже если я во всем сознаюсь и скажу, что действовал с твоей помощью, кому они поверят — мне или тебе? Ведь кроме нас двоих об этом уговоре больше никто не знает. Поэтому тут твое слово против моего. А что весит мое слово? Пшик. Пар на солнце. Так что в случае, если об этом прознают "Шестеро ножей", пострадаю только я.
Прибыль — риск. Прибыль — риск. Мои доводы были стройны и имели вес, так что доля риска для Зака значительно уменьшалась. И не мудрено — я ведь не зря корпел над этим под звездным небом.
— И последнее, — сказал я, и устало пожал плечами. — Я подхожу для этого дела. Как ни как я — уличный вор. С людьми каждый день сталкиваюсь. В тонкостях общения вроде неплохо понимаю. Язык подвешен. Умею говорить, но умею и слушать. Не болван какой-нибудь. Делов-то всего — приехать, добиться встречи, и объяснив, что к чему, получить деньги и вернуться. Даже врать не придется. Ужели не справлюсь?
Толстяк недоверчиво прищурился, глядя на меня с высоты своего роста. Почесал свою лысую башку, с сомнением взвешивая все "за" и "против".
— Лайм, ты понимаешь, что хочешь обойти "Шестерых ножей"? Одну из самых крутых банд этих мест. Ты так спокойно говоришь об этом? Ты не боишься?
Я нервно сглотнул, почувствовав, что от одной мысли об этом холодеют руки. Не боюсь? Боюсь, да еще и как боюсь. Не бояться только дураки и мертвецы, и первых от вторых отделяет не так уж много. А я умный, и поэтому знаю, когда следует бояться. В моем плане было много разных моментов, где все могло пойти не так. Много разных "но". Да только бывают ли идеальные планы? А если бывают, то где уверенность, что даже при идеальном раскладе все пройдет так, как запланировано? Нет. Одно из подтверждений этому мое появление в этой поганой тюрьме. Но что я точно знал, что здесь меня не ждет ничего хорошего. И я готов был рискнуть и сделать все возможное, чтобы выбраться из навернувшегося кошмара.
— Зак, скажи честно — а что мне терять? — ответил я. Ответил честно, от всего сердца. — Или я за деньги подпишусь и стану чужой собственностью, или Данчи с ребятами разделают меня под мясную тушу. Третьего не дано. Сам видишь, у меня и так и так нет выбора.
— Верно, — ответил он. — Выбора у тебя и нет.
— Вот именно. Все это задумано мною ради спасения своей шкуры. От "кулаков". От Данчи, и от ему подобных. И кому, как не мне ратовать за успешное окончание сего плана? Вот я и выбрал того, на кого с уверенностью могу положиться. Того, в ком я могу быть уверен на сто процентов, что он не подведет, не опростоволосится, и будет работать с лучшей отдачей. На себя. Знаешь же поговорку: хочешь сделать хорошо — сделай сам.
— Так что для тебя риск минимальный, — подвел итоги я. — Если дело не выгорит — что ж, хуже будет только мне. А если все получиться… — Я постарался изобразить многозначительный взгляд и потряс рукой с воображаемым кошелем золотых монет.
Авторитет задумался.
Деньги. Они всегда были краеугольным камнем всего и вся. За деньги, всунутые вовремя в нужные руки, можно было изменить многое. Достать для себя то, что тебе никак не положено, пронести через бдительный досмотр то, что проносить не положено. Можно было добиться того, чтобы охрана и стражники закрывали свои глаза на небольшие, или же большие твои вольности (в зависимости от количества золотых монет). А азартные игры?
