Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

  В старые времена город, конечно, был куда больше. Но по нему косой прошла смерть в Великую Ночь, а при алках городок еще раз ополовинился. Говорят, не сладко теперь и в Макебалах, здесь получилось еще хуже: видна была полуразвалившаяся крепостная стена, огромные бреши в которой были, как во многих городах Верхнего Сколена, завалены мусором. Вокруг расстилались крохотные, жалкие поля горожан: если раньше их кормил Макебальский тракт, ремесла и торговля, теперь торговать стало просто нечем, и люди стали кормиться с земли. Но и этот скудный источник пищи был непостоянным: вокруг городка рыскали бандиты. Нет, не Тород, который воевал только с алками, а откровенное отребье, кому все равно, кого грабить. Да и после сбора всех податей горожане хорошо, если протянуть до лета впроголодь.

  Сообразив, что можно не платить, Эвинна пролезла в один из проломов, судя по следам, не она одна была такая умная. Эвинна даже презрительно сплюнула в густую поросль крапивы, сквозь которую тянулась тропинка. Крапива вымахала в рост всадника, старая и матерая, ее узорчатые листья от старости приобрели синеватый оттенок. "В такую крапиву угодить лицом - все равно, что в кипяток!" - подумала Эвинна, боязливо поднимая руки. - А почему местные позволили крапиве разрастись?" Наверное, лень тут ни при чем, хотя дело и в ней. Просто не всякий рискнет лезть в эти заросли, и уж точно выдаст себя шорохом. Неудобство сторицей окупалось относительной безопасностью. Эвинна прошла внутрь. Слабая, конечно, защита, но лучшей и не надо: городок предпочитал не отбиваться от разбойников, а по возможности откупаться.

  Дома, почти исключительно старосколенские, стояли, потрескавшиеся, местами и полуразрушенные. Улицы заросли лебедой, лишь на главных были узенькие тропки. За все время пути по городу Эвинна увидела только одного человека, и тот поспешил свернуть в переулок. Лишь пыльные тропинки напоминали, что Эшпер не покинули последние жители.

  Запустение чувствовалось во всем. Городок словно не жил, а доживал отпущенное Богами. Эвинна вздрогнула: она уже видела опустевшие от голода города, на руинах которых едва теплится жизнь, голодающие деревни, руины, где похозяйничали рыцари вроде недоброй памяти Тьерри. Тут, в Эшпере, она поняла, что деревням повезло: там всегда жило столько народу, сколько могло прокормиться с земли. Хотя деревни тоже обнищали вконец и живут впроголодь, городам пришлось стократ хуже. Та часть их голодающего населения, которая не вымерла от голода в Великую Ночь, разбежались по деревням, и если выжили, тоже стали селянами. Таким всегда выпадает грязная и нелюбимая работа, ибо место у чужого очага даром не дается. Если раньше в городах процветали ремесла и торговля, теперь они отличались от деревень лишь более-менее целыми укреплениями.

  Три четверти домов Эшпера были разрушены или близки к тому. Еще одно тяжкое напоминание о постигшей город трагедии: и о землетрясении, и о днях, когда обезумевшие от голода "люди в шкурах" и примкнувшая к ним городская голытьба взломали ворота, а потом устроили короткую, кровавую оргию в полыхающих руинах. Пир во время чумы - когда выгребаются до зернышка амбары с семенами для посева, когда пьют, будто в последний раз. Пьют до каменной неподвижности, и навеки засыпают в сугробах. Когда гадят на драгоценные, шитые золотом ковры, мочатся на бесценные древние рукописи, забыв факел в опасной близости от пергамента, и так в пьяном забытье и сгорают. Тогда казалось: огонь, лед и железо, взяв в союзники людское безумие, сговорились уничтожить не в меру расплодившееся человечество... И, разумеется, обезумевшие толпы без счета насилуют, грабят, убивают. Все равно в последний раз гуляем, а завтра конец света, выпьем же по этому поводу и порезвимся напоследок!..

  Обитаемые дома не зияли отвалившимися ставнями, рухнувшими дверьми, просевшими крышами на сгнивших стропилах. Новых домов с тех пор вообще не строилось: население городка не росло, изо всех детей доживал до двадцати лет хорошо если один. Их забирали голод, болезни, непосильный труд, стоивший так много сил и дававший взамен так мало, да и то почти все отбирали алки...

  Лишь в центре худо-бедно теплилась жизнь. Здесь стояли добротные старинные здания, и почти во всех жили семьи - если в лихую годину иные дома и пустели, их заселяли беженцы из предместий и окраинных кварталов. Толстые, добротные стены лучше держали тепло. В жестоке морозы, посреди вечной тьмы это было спасением. Почти все из ста живых дворов были здесь. Сами люди выглядели не столь настороженно. Эвинна решилась спросить:

  - Есть тут постоялый двор?

  - На окраинах - целые кварталы, - хмыкнул прохожий. - Но там по ночам солдаты патрулируют, если найдут, могут принять за разбойницу. Хочешь спать спокойно - пройди по улице до конца, где дворец наместника стоит. В доме напротив в нижнем этаже сдаются комнатки. Путников давно не было, наверняка есть свободные.

  Эвинна подошла к указанному дому: довольно приличное строение, окруженное высоким глухим забором, есть лишь крошечная калитка, но и та наглухо заперта. Однако, стоило Эвинне постучать по дереву ржавым кольцом, как дверь со скрипом отворилась. С тоской думая, сколько же за эту роскошь придется отвалить, Эвинна вошла. Старые стены и перекрытия были еще прочны, а вот соломенная крыша в ливень наверняка текла.

  - Пришла просить ночлега? - неприветливо буркнули из темноты.

  - Да.

  - Заходи, если есть чем заплатить.

  Когда останавливалась в деревнях, Эвинна пела для селян. Голос у нее был замечательный, а песен она помнила много. Особенно старых, какие особенно ценили после Великой Ночи. Ее пускали переночевать и кормили за одни эти песни.

  Они были обо всем на свете: о лютой ненависти и пламенной любви, о древних битвах за и кормящем всю страну крестьянском труде. А главное - о людях, которые никогда и нигде не покорялись Злу, предпочитая погибнуть, но не служить ему, не отдать врагам на поругание свою семью, род, страну. Таких людей, была уверена Эвинна, и надо помнить: благодаря им мы и живем. И многие слушали, затаив дыхание, а потом делились с Эвинной кто чем может.

  - Мне есть, чем заплатить, - произнесла Эвинна. - Правда, не деньгами, но вам наверняка понравится. Я могу петь.

  - Что ж, заходи, - сказал открывший, теперь Эвинна хорошенько его рассмотрела. Он не понравился ей сразу, но искать другой постоялый двор поздно. Вороватый, лысый, сутулый мужичонка не из тех, кто располагает к доверию. Эвинна поймала на себе наглый, какой-то оценивающий взгляд из-под косматых бровей... Чувство опасности просто вопило о том, что отсюда лучше уйти. Наоборот, долг Воина Правды требовал остаться и разобраться по существу. - На одну ночь пущу, и хорошенько покормлю. Но больше не проси. Наш светозарный наместник требует не пускать бродяжек даже на порог.